Нельзя сказать, чтобы Сидоров все решения власти и многочисленные законы, которые принимали депутаты, сразу же считал мудрыми. Бывало, что в его душе просыпалось чувство негодования и даже протеста, но телевизор легко снимал эти неприятные спазмы. Глянув, как высоколобые граждане взахлеб расхваливали с экрана те самые решения и законы, он стыдился своих первых чувств, как расстегнутой ширинки на штанах, и приходил к однозначному выводу — мудро!
Сообщение о том, что с 1 марта милиция станет полицией, поначалу тоже совсем не легло на ранимую сидоровскую душу, но прежде чем позвонить своим друзьям и поругаться в телефонную трубку, он попытался понять логику этого нововведения. Будучи человеком, чье детство прошло при закате СССР, он хорошо помнил, что слово «полицейский» во всех газетах, на радио и в телевизоре употреблялось исключительно в негативном смысле.
В лентах советской кинохроники полицейские в странах империализма жестоко разгоняли мирные выступления трудящихся, избивали пацифистов, душили всякие свободы и высокомерно измывались над бедными. В общем, стояли на страже завоеваний капитализма, как псы.
Про царскую полицию, существовавшую до революции, в учебниках истории тоже ничего хорошего не было написано. Подданные Российской империи рассматривали полицейских как зло, которое приходится терпеть. Приличное общество их презирало и игнорировало. Современники вспоминали: «Большинство полицейского начальства состояло из офицеров, изгнанных из полков за неблаговидные поступки: нарушение правил чести, разврат, пьянство, нечистую карточную игру. Полицейские чины в общество не приглашались».
Тогдашнее правительство предпринимало попытки улучшить и реформировать полицию. Но комиссии по выработке реформ работали бесконечно долго, а когда проекты реформ были подготовлены, оказалось, что для увеличения жалованья полицейским надо поднять налог на недвижимость с 10% до 16%, на что имущий класс никак согласиться не мог, поэтому все оставалось без изменений.
На память Сидорову пришло также то, что в истории Великой Отечественной войны полицаи упоминались исключительно, как подлые предатели Родины и фашистские прихвостни. Они натворили немало бед, участвуя в грабежах, казнях и массовых расстрелах своих соотечественников, помогая оккупантам держать население в страхе. В общем, у Сидорова слова «полиция» и «полицай» не вызывали никаких положительных эмоций.
Однако и слово «милиция» с некоторых пор тоже не навевало ему благостного настроения. СМИ то и дело сообщали о том, как некоторые милиционеры вместо того, чтобы защищать граждан от бандитов, сотрудничали с преступниками и вели себя как те самые оккупанты. То они палили из служебного оружия по гражданам, то принимали участие в грабежах и мошеннических операциях, то жестоко мучили и убивали в своих застенках ни в чем не повинных людей.
— Получается, как такого милиционера не назови, он бандитом быть не перестанет, — подумал Сидоров. — Видимо, истинная мудрость переименования заключается в том, — предположил он, — чтобы милиционеры ассоциировались теперь с теми неподкупными и смелыми киношными полицейскими из американских боевиков, которые жизнь готовы положить за справедливость. Эти фильмы российские граждане смотрят уже лет 20 кряду и многие из них вполне готовы поверить, что вместе с новой формой и заменой вывески на участке оборотни в милицейских погонах начнут бороться за право называться гордым словом «полисмен».
Разгадав смысл очередной мудрой загогулины с переименованием, Сидоров написал письмо на телевидение и предложил, чтобы будущих полисменов, можно было прямо с завтрашнего дня называть полисментами, что гораздо привычнее русскому уху!
