Стрелка за гаражами, район на район, по яйцам не бить, слово пацана. Если у вас неровно стукнуло в груди, вы это застали. Однако стоит погрузиться в детали — и очевидцы расходятся даже в базовых вещах. Лежачего бьют или нет? А если девушку провожал? Как выходят раз на раз? Когда стучать — западло? Мы вспомнили школьные драки девяностых и попытались понять, что изменилось.
Избили и поставили на колени
Видеозаписи подростковых избиений, всплывающие в соцсетях, регулярно становятся поводом для общественного обсуждения и осуждения. Особенно если дети толпой избивают одного, а то и ставят на колени и унижают. Запись ведут, чтобы то ли самоутвердиться, то ли похвастаться «подвигами» миру: роль, которую раньше играла людская молва, смартфон выполняет гораздо надёжнее, вплетая события во всемирную паутину. Усложняя восстановление репутации и попутно облегчая работу следователя, — такой вот побочный эффект, о котором доморощенные режиссёры слишком поздно жалеют.
Комментарии под такими новостями удивляют мозаичностью доинтернетного и досмартфонного опыта. Одни пишут: вот звери, что вытворяют, при Советском Союзе такого не было. Другие наоборот, вспоминают, как ходили район на район с велосипедными цепями и заточенными электродами. Третьи говорят о негласном пацанском кодексе («били, но не унижали же!»), а затем многообразно спорят о его содержании по всем пунктам. Четвёртые делают акцент на обстоятельствах: о буллинге, мол, тогда и не слыхивали, «права ребёнка» это был сарказм, а родители ко всему относились проще. Наслаиваются и хронологические отличия: девяностые отличаются от семидесятых, а двухтысячные от девяностых. На практике всё сложнее (хотя казалось бы, куда уже), поэтому мы упростим действительность до отдельных явлений и рассмотрим каждое по отдельности.
Заранее оговоримся: родители были разные, дети тоже, малые города отличались от больших, провинция — от столицы и так далее. Даже в двух соседних школах порядки могли кардинально отличаться. Поэтому не претендуем на стопроцентную точность, но постараемся подсветить общие тенденции.
Проверка на пацана
Делать по-пацански, проверка на пацана, слово пацана — во дворах распадающегося Советского Союза и десятилетие после существовал своеобразный «кодекс чести», которому надлежало следовать, если ты хотел быть вхож в компанию сверстников. В почёте была не столько физическая сила, сколько уверенность в себе, нагловатое пренебрежение школьными правилами и умение не лезть за словом в карман. Чтобы быть настоящим пацаном, мало родиться мальчиком — надо было что-то кому-то доказать. Методы были самые дурацкие.
— Мне было лет 12, кто-то из класса рассказал, что знакомые пацаны могут потушить сигарету об руку. Типа если ты настоящий пацан, то выдержишь. Всем стало интересно. Мы пробовали, кто-то реально тушил, оставался ожог и потом такой белый шрам. Способ объявили проверкой на пацана, — рассказывает Павел, который окончил школу в 2001 году.
Ровесники Павла вспоминают и другие варианты такой проверки: надо было со всей силы ударить кулаком по дереву или залезть по пожарной лестнице на крышу. Крутизну порой демонстрировали чрезвычайно рискованными методами — например, быстро пробегая на дороге перед грузовиком.
Драки тоже были своего рода проверкой и способом инициации. «Прописать новичка» означало именно это: позадирать, спровоцировать, ударить — и посмотреть, как отреагирует. Нормальный пацан даст сдачи, а если не может или не хочет — значит, «не пацан». Таких не уважали, слабаки становились первыми кандидатами на роль жертвы издевательств.
Своеобразные игры тоже были естественной проверкой на силу и наглость.
— У нас играли в «жопа к стенке». На перемене кто-то, обычно главный хулиган класса, громко орал эти слова, после чего все должны были прижаться к любой плоскости. Тот, кто не успел, получал от его дружков мощного пинка, — делится Дмитрий, окончивший школу в 2007 году. По его словам, подобного рода игр было множество.
За школой тебе конец
По словам Павла, в девяностые драки в школе были едва ли не ежедневными. В начальной школе они начинались без особых причин. Мальчики просто бегали по коридору, кричали, толкались, играли в догонялки, и эти игры легко перерастали в драки — достаточно было чересчур сильно кого-то задеть, дёрнуть за портфель или одежду, и готово — сцепившаяся пара катилась кубарем по полу. Прекращался конфликт, если противник заплакал, у него пошла кровь или просто звенел звонок на урок. Учителя обращали внимание только на самые затянувшиеся драки малышей, а в остальном они были предоставлены сами себе.
К средней школе у мальчиков уже выстраивалась иерархия: все примерно представляли, кто на что способен в драке и на словах. Драки становились реже, но серьёзнее. Они уже не прекращались после первой крови, но по-прежнему были главным средством разрешения любого конфликта. Расцвет «боевой биографии» школьника приходился на 5-9 классы.
— «Началка» у нас была в одном здании, а классы с 5-го по 11-й в соседнем. В нём уже нельзя было драться на перемене в коридоре — помешают дежурные или учителя. Поэтому разборки устраивали за школой, — рассказывает Павел.
Старшеклассники считались взрослыми людьми и либо прекращали драться так часто, либо имели последствия вплоть до уголовных сроков.
— У нас старшеклассники беспределили, ходили с ножами, «ставили» лохов на деньги, могли на уроке учителя послать. Их на учёт в милиции поставили, но им было всё равно. Не знаю, правда ли, но рассказывали, что они учителя истории — он был странный, по прозвищу Мотя — в туалете макнули головой в унитаз. Но Мотя не заявил в милицию, постыдился. Кончили те ребята плохо, двое из них по какому-то делу пошли с другим учителем — трудовиком — домой, случился конфликт, и они его зарезали. Их посадили, дело было в 1999 году, — рассказывает Павел.
Впрочем, такие истории всё же были редки. В массе же повреждения в школьных драках ограничивались многочисленными синяками. Наличие их на лицах школьников отслеживается даже по семейным альбомам, у некоторых старый не успевал сойти, как появлялся новый.
Разберётся сам
Родители в девяностых то ли проще ко всему относились, то ли были больше заняты выживанием, но то, что мальчики часто дерутся в школах, воспринималось как нормальный ход вещей. Если сын приходил из школы с синяком, по умолчанию предполагали, что он разберётся сам. Дети тоже были в курсе: если нажалуешься родителям, бить может и перестанут, но авторитет в глазах одноклассников упадёт ниже плинтуса. Большинство мальчиков так и полагали: жалуются только лохи. Настучать учителям — ещё позорней, да и эффект минимальный.
По словам Артёма, который закончил школу в 2000 году, иерархия в школе в целом была жестокой: отверженные, которых обзывали и били, портили вещи и отбирали деньги на обед, были в каждом классе. Это не было каким-то чрезвычайным происшествием, учителя знали, но сделать ничего не могли или не хотели.
— У нас математичка так и сказала родителям, которые пришли, мол, их Костю обижают: «Ваш Костя не следит за гигиеной, не так себя ведёт. Он сам не может найти место в коллективе».
О психологах в школах тогда не слышали, бороться с травлей учителей не учили. Сам феномен был вполне известен, перед перестройкой даже вышел заметный фильм «Чучело» с Кристиной Орбакайте. Но как работать с травлей «на земле», педагоги толком не знали.
— Нас учили по советским методичкам, концепция упирала на роль коллектива: к двоечникам полагалось приставить шефствующего отличника, хулиганов осуждать на пионерском собрании. Но к тому времени пионерия развалилась, эти практики учителями воспринимались как нечто картонное. Кто-то искал способы, пытался остановить травлю как умел, кто-то закрывал глаза, — рассказывает Ольга, в 1998 году работавшая учительницей русского языка и литературы.
Старые методы борьбы с травлей не работали, новой системной работы не было, так что всё держалось на личной энергии учителей. Когда её не хватало (что бывало часто), жизнь в отдельно взятой школе могла превратиться в экранизацию «Повелителя мух».
— В седьмом классе я сменил школу из-за переезда, в новом классе не освоился, меня начали доставать. Раскидывали вещи из портфеля, обзывались, стали толкать, нападать. Две недели так было, не знал что делать, рассказал папе. Он был пьющий, работал слесарем на заводе. Сказал мне: «Если ты сам себя не поставишь, я за тебя этого сделать не смогу. Возьми кирпич, дождись одного в коридоре и дай ему по башке. Не жалей, забивай его, даже когда упадёт», — вспоминает детство Артём, окончивший школу в 2000 году.
Артём не стал так делать, но подрался с противниками несколько раз. С ним потом всё равно не общались и продолжали оскорблять, но по крайней мере бить перестали.
По яйцам и «в крысу» не бить
Сериал «Бригада» ещё не вышел, а уголовный жаргон был частью жизни. У детей «забить стрелку» означало примерно то же самое, что и у взрослых: договориться о встрече для решения некоего спора. Часто, хоть и не всегда, драка была предрешена.
— Говорили, например, так: «Тебе [конец]. Давай завтра в четыре за гаражами у „Гостинки“, будем решать вопрос», — вспоминает Павел.
Не прийти было нельзя: противники растрезвонят на весь район, что такой-то «зассал». На разборки собирали «толпу», но лишь в качестве группы поддержки: если конфликт был личным, эталонной считалась драка «раз на раз», то есть один на один. Сторонники нужны были скорее для того, чтобы гарантировать участнику безопасность уже после драки. Кроме того, они обеспечивали публичность — ведь результат должны знать все. И относительную «честность» поединка.
— Не бить «в крысу», не бить по яйцам, не царапаться как баба, — перечисляет Павел правила пацанского поединка.
По поводу установки «не бей лежачего» мнения расходятся. Одни говорят, что добивать упавшего действительно «считалось западло», другие поправляют, что зависело от ситуации. Павел утверждает, что в старших классах лежачих вполне били: поверженному противнику не возбранялось пару раз поддать ногой, выкрикивая угрозы в духе «в следующий раз убью». Однако Павел не помнит случаев, чтобы кто-то прыгал у врага на голове: цели покалечить не было. Не было и цели унизить: например, на упавшего не плевали, не использовали оскорбления с указанием на гомосексуальность. Отношение к словам вообще было осторожным.
Впрочем, правила касались лишь личных конфликтов и соблюдались не всегда.
— Как-то раз меня одноклассник свалил ударом в пах, и ничего, ему никто не предъявил за это, — говорит Павел. — А в десятом классе было такое: у нас был пацан, который шёл один по Южному, у него двое гопников отжали куртку, деньги. Мы пошли разбираться, искать их. Нашли этих крыс, запинали их и всё, какие тут правила. Куртку, кстати, не нашли.
По понятиям и без
Павел полагает, что драки в школах сейчас происходят гораздо реже, но градус их жестокости не меньше, а даже больше, чем в его детстве.
— На нынешних видео вроде мелкие пацаны или даже девчонки, а бьют как полные отморозки: ногами лежачему в лицо, прыгают на голову. Мне кажется, они просто тупые, ну то есть своего опыта драк у них нет, они где-то в интернете такое увидели и повторяют, типа безжалостные, — предполагает Павел.
По его словам, раньше подростки считали, что есть некий «правильный» порядок, что-то вроде кодекса, которому нужно следовать. Блатные понятия, пацанское поведение, армейские порядки — у кого что, но оно было. Сейчас ориентиров нет, вернее, их так много, что каждый может подобрать любые, и никто не выясняет, какие «правильнее».
Даже блатная романтика в девяностые влияла на детей иначе, чем в двадцатые. Её проводниками были сидевшие отцы и братья, «старшие с района», которые и прививали «понятия» младшему поколению. У кого таких проводников не было, могли вовсе ничего не знать и жили в другом тоннеле реальности.
С помощью интернета деструктивная система ценностей прививается иначе: массово и унифицированно. В 2016–2017 годах в Забайкалье и на Дальнем Востоке зафиксировали десятки случаев вымогательств и избиений, связанных с АУЕ* (позднее Верховный суд признал явление экстремистским движением). Взрослые кураторы отправляли подростков с криминальными склонностями собирать дань со своих одноклассников — якобы для передачи «грева на зону». Отказавшихся били.
Район на район
В СССР молодые парни «ходили за район» ещё в семидесятые или раньше. Градус жестокости при этом варьировал от почти спортивных поединков до драк до смерти: на всю страну прогремел «казанский феномен», когда молодёжь из разных микрорайонов устроила в городе многолетнюю войну с многочисленными искалеченными и убитыми. Людей буквально забивали ногами и арматурой.
Разделение молодёжи по географическому признаку было и в девяностые: если в своём дворе подросток мог чувствовать себя в относительной безопасности, то в чужом наоборот — мог получить только потому, что он «с другого района».
Артём не слышал про специально организованные драки «район на район», но знал, что ходить в чужом районе было опасно.
— Тебе просто говорили: дай закурить, чё здесь ходишь, кто по жизни, кого знаешь? Вероятность получить по башке в ходе разговора была почти 100%, — говорит он.
Люди постарше, учившиеся ещё в советской школе, рассказывают, что если парень провожал домой девушку в чужой район, трогать его было «западло» — следовало хотя бы дождаться, пока он пойдёт назад. Повод докопаться при этом уже был: почему, мол, с «нашими» девушками гуляешь? Артём о таком правиле слышал, но в девяностые, по его словам, избить легко могли обоих — и парня, и девушку.
К началу двухтысячных повестку организованных драк перехватили получившие массовое распространение субкультуры и особенно — набравшие обороты футбольные фанаты. В столице дрались уже не «район на район», а «любера» против «металлистов» или «мясные» против «армейцев». В провинции «гопники» организованно ходили бить «волосатых» или «нефоров».
Пережив пару волн цифровизации, эти тренды дожили до наших дней. Фанаты даже более организованно, чем раньше, бьются в укромных и не очень местах, а по запросу «забивы» гуглятся тысячи роликов с жестокими, но вполне запланированными драками просто ради драки.
Раньше так (не) было?
Доступность информации приводит к ошибке восприятия: когда драка в самом глухом посёлке, снятая на смартфон, мгновенно становится федеральной новостью, создаётся ощущение, что школьники только и делают, что дерутся. Причём со звериной жестокостью и непременными унижениями проигравшего. Недавние выпускники эту картину не подтверждают: ситуация от школы к школе по-прежнему разнится, но общий градус насилия видится ниже.
— Я занимался борьбой, дрался часто, даже не сосчитать, сколько раз, — делится Александр, выпустившийся из школы в маленьком промышленном городке в 2015 году. — Упавших у нас пинали, но унижений не было.
— О драках я слышал много, но видел только трижды, а сам подрался один раз, — рассказывает Максим, окончивший школу в областном центре в 2020 году. — Ещё было такое: «альфачи» из соседнего класса засунули парню в рот носок: двое держали, один засунул. Был огромный шум, вызывали всех родителей, учителя это обсуждали с нами, грозили ПДН и так далее.
Полноценная психологическая служба по-прежнему редкость, но хотя бы один психолог есть практически в каждой школе. Ученики много знают об отношениях в коллективе, типичной иерархии и собственных правах. В школах висят камеры наблюдения, насилие находится в фокусе внимания окружающих взрослых. Эпизоды, которые в досмартфонную эпоху без последствий происходили каждый вторник, попав на видео, вызывают скандал федерального уровня.
— Когда люди говорят «раньше в школах такого не было» — это когнитивное искажение вида «раньше трава была зеленее», — отмечает бывшая учительница Ольга. — Человеческая память устроена так, что плохое забывается быстрее. Плюс информация не распространялась так широко, как сейчас: человек знал только то, что происходило в его школе и максимум в соседней, дальше был лишь телевизор, куда попадали единичые сенсации. Найти сейчас какую-то релевантную статистику о количестве и характере драк в школе девяностых и вовсе невозможно, разве что по косвенным данным типа подростковой преступности. В целом лично я помню, что драк было больше и они были более жестокими, чем сейчас.
По словам Максима, иерархическое разделение в школьном коллективе наличествует и сейчас: отверженных называют «омеганами», но их не бьют и не отбирают вещи. Насилие скорее психологическое: например, с человеком делают оскорбительные коллажи-мемы и рассылают в соцсетях.
Школьники, не имеющие возможности спустить пар в открытой драке, находят другие способы навредить: интригуют, распускают слухи, ищут и создают компромат, распространяют его в социальных сетях или просто назойливо оскорбляют — в таких случаях говорят о кибербуллинге. Учителя беспокоятся, опасаясь случаев доведения до самоубийства и «колумбайнов»* — школьных расстрелов (об этом явлении A42.RU уже писал), и порой чуть ли не ностальгируют по старым добрым дракам. Но то, что одно явление исключило бы другие — вовсе не факт.
Фото: A42.RU
* организации запрещены на территории Российской Федерации
