Часто показывают, например, Анджелину Джоли: «Хочу вот такой нос». Я обычно отвечаю, что точно такой не сделаю, нельзя сделать нос чужого человека, но примерные пропорции постараюсь в структуре отразить. «Вам не нравится горбинка? Давайте её уберём. Кончик носа висит? Давайте поднимем». И в итоге смотрим, а хорошо ли будет. Потому что порой идеала не добиться, и мы можем вместе с пациентом прийти к мысли, что операция вообще не нужна.

То же касается груди. Максимальная естественность. Если можем не ставить имплант, мы его ни в коем случае не ставим. Делаем подтяжку, вводим вокруг молочных желез собственный жир, забранный с других проблемных участков, чтобы наполнить форму. При этом она будет мягкая, естественная, красивая. Если ещё есть склонность к хорошему заживлению, и заживёт незаметно, то никто и не догадается, что вообще была операция. Сейчас кто хочет большую грудь? Единицы. Все хотят натуральную. Более того, есть запросы на уменьшение груди.

Тренд на натуральность везде, это не только нос и грудь, но и веки, омолаживающая хирургия лица. Сейчас мы стараемся делать меньше разрезов, совершенствуется эндоскопическая аппаратура. Раньше та же блефаропластика делалась через внешние разрезы, иссекалась кожа век, убирался жир. Сейчас нет, всё выполняем внутренними разрезами и эндоскопическим поднятием мягких структур лба, лица. Разрезы остаются в волосах, человек выглядит моложе, и это загадка для окружающих: как он стал моложе? Как это вообще может быть?

Была одна пациентка, очень красивая, эффектная, и с носом совсем небольшие проблемки. Я её отговаривал: «Может, не надо делать? И так всё хорошо». Но нет, она очень хотела, настаивала. Это, конечно, вопрос этический и отчасти философский: оправдано ли вмешательство? Я для себя решил его так: если уж она упрямо хочет операцию, пусть лучше сделает её у меня, чем пойдёт непонятно куда и не дай бог попадёт не к тому человеку. А потом всё равно вернётся ко мне, но уже на какую-то сложную реконструктивную операцию – я таких выполнил много. Поэтому просто сказал: «Если не могу тебя отговорить, то прооперирую». Ни в коем случае не уговариваю никогда. Это одно из моих правил: пластический хирург должен отговорить. Все люди разные, все врачи разные, вот у меня – так.

Люди ведь идут на операцию, насмотревшись медиа, социальных сетей. Это навязчивая привычка – ты листаешь, листаешь, перед тобой мелькают эти лица, такие красивые, и ты думаешь: все идеальные, а у меня кончик носа висит… хочется, очень хочется быть красивой. И это подталкивает на решительные меры.

Мой аккаунт – это моё портфолио, в нём я показываю, что умею. Снимаю без фильтров, ни в коем случае никакого фотошопа. В среднем выполняю 20 операций в месяц. Сейчас у меня хотя бы два выходных, а раньше был и вовсе один.

Востребован хирург, который повышает квалификацию и постоянно практикует. Это касается любого хирурга – кардиохирурга, сосудистого хирурга и так далее. Если это реально профессионал, он оперирует каждый день. Когда оперируешь редко, скажем, раз в неделю, теряется навык и квалификация. Так что хирург, который много оперирует – это хорошо. Для меня проблема куда-то поехать отдыхать, две недели – потолок, и даже после такого отпуска я понимаю, что руки уже немножко грубее работают. Хирург – это всё-таки руки. Голова и руки.

Корейцы оперируются так массово, что уже стало принято на рождение ребёнка дарить сертификат на пластику. Красивыми считаются большие глаза, высокая переносица. Они очень продвинулись в плане челюстно-лицевой хирургии и могут прямо изменить овал лица. Распиливают кости, делают какие-то нереальные вещи вплоть до того, что сужают череп.

Очень распространены импланты в нос. Ведь азиатские носы обычно приплюснутые, им нужен дополнительный объём. И Корея в этом на первом месте: множество разновидностей имплантов, что, конечно, упрощает операцию. Но у меня такая философия: если можно не ставить имплант, то лучше его не ставить. Я лучше возьму рёберный хрящ, чем инородное тело. Мы его режем на тоненькие пластинки и ими замещаем дефекты. Хотя вообще это редко требуется, обычно всё удаётся сделать из хрящей, которые находятся рядом с носом – перегородочный хрящ, какие-то структуры внутри носа, которые мы хотим уменьшить – я их не выкидываю, а ставлю в другую позицию.

Какой способ выбрать, решает врач. Как правило, если он владеет закрытой ринопластикой, то не станет делать открытую без серьёзного повода. Я 90% операций делаю закрытым способом, но бывает, вижу, что технически сложный случай. Если операция вторичная, и предыдущее вмешательство было открытым, то новое тоже будет открытым.

Техническая сторона совершенствуется. Я, например, использую пьезоинструмент на основе ультразвука, он позволяет менее травматично работать с костной структурой. Разрезать кость, не стуча по ней, а плавно двигая инструментом. Задать повороты, наклоны кости. Пациенты удивляются, что через неделю нет даже синяков.

Бывает пластическая хирургия и по ОМС, то есть для человека бесплатно – но точно не для увеличения груди, а после травм либо при онкологии. И, конечно, только в государственной клинике – например, в областной больнице есть отделение пластической хирургии. В основном там пациенты после ожогов, с повреждениями кожи, грубыми рубцами. Хотя помню случай – лобовым стеклом пациентке отрезало нос, и ей его пришили, я сшивал сосуды. Я ведь отработал 13 лет в отделении сосудистой хирургии. Владею практически всеми операциями на магистральных артериях, аорте.

В России долго не было такой специальности – «пластический хирург». Были смежные – челюстно-лицевая хирургия, микрохирургия, сосудистая хирургия. Я начинал с лечения пациентов после ожоговой травмы, рубцовой деформации, участвовал в восстановительных операциях после травм вплоть до пришивания отрезанных пальцев и рук. Это, конечно, тяжёлые операции, даже физически тяжёлые, и по-хорошему они должны по-другому оплачиваться. Пока был молодой, было очень интересно. Хотя то, чем я занимаюсь сейчас, мне нравится нисколько не меньше. А если где-то нужна помощь, не отказываю коллегам. Сейчас это бывает реже, а раньше мы часто помогали друг другу, особенно на стыке специальностей.

Я ещё в детстве учился в художественной школе – лепил, писал картины. И в медицине всегда хотел заниматься чем-то таким, чтобы искусство помогало. Как только в 2009 году выделили отдельную специальность «пластический хирург», я получил последипломное образование и начал реализовывать себя именно в этом направлении, хотя из отделения сосудистой хирургии ушёл только в 2016 году.

Одно время ходил на курсы лепки, уже будучи доктором, в 2019 году. Очень интересно, когда идёшь и смотришь на это с позиции взрослого человека. Сидят десять скульпторов и хирург, да. Лепят человеческие лица. С учётом моего жизненного опыта и знания анатомии мне было даже интереснее, чем им. Впрочем, им тоже было интересно пообщаться с врачом.

Когда пациенты счастливы, благодарны и говорят тебе об этом – значит, ты на верном пути и должен продолжать то, что делаешь. Совершенствоваться, развивать свои навыки. Хирург всегда должен быть впереди, должен быть в курсе всех новинок. Я хотя бы два раза в год стараюсь выезжать на курсы и конференции, чтобы подсмотреть, что нового делают коллеги из других городов и стран.

Пластическая хирургия помогает пациентам раскрепоститься, открыть себе новые горизонты и новые дороги. Но на самом деле хорошо, когда человек и без пластической хирургии достигает того же самого. Ведь не всегда дело в красоте, и не факт, что если девушка станет ещё красивее, то её жизненный путь станет лучше. А если всё-таки без хирургии не обойтись, важно найти «своего» хирурга, – я сейчас не про себя говорю, а вообще, – чтобы между вами было полное взаимопонимание и самое главное – доверие.

Текст: Вячеслав Ворожейкин
Фото: Пётр Дирксен

* Деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) признана экстремистской и запрещена в России.