Любовь к деревне, чувственность и эротизм
Как в Кузбассе сохраняют память о поэте Василии Фёдорове
Стихов Василия Фёдорова в школьных учебниках нет. В Кузбассе его именем называется областная библиотека и литературные чтения, которые с каждым годом собирают всё меньше участников. Между тем это классик русской литературы XX века, дважды получавший Государственную премию – самую большую из формальных наград, возможных для поэта в СССР.
Фёдоров читал стихи с экранов центрального телевидения и проводил литературные встречи, походившие на концерты. Его перевели на 13 языков мира, не только массово издавали, но и массово раскупали. Стихи Фёдорова о Родине, большой и малой, брали за душу, но на топовый уровень его привела любовная лирика. Смыслы ходили по самому краешку дозволенного в те годы: сквозь гладкие рифмы прорывался чувственный эротизм.
Память о Фёдорове бережно сохраняют музейщики, библиотекари и искусствоведы, но далеко не каждый кузбассовец младше тридцати сходу ответит, кто это вообще такой. Корреспондент A42.RU побывал в родной деревне Василия Фёдорова и рассказывает, чем он был известен, почему его стихи сейчас читаются как современные и как в Кузбассе сохраняют память о поэте.
Фёдоров читал стихи с экранов центрального телевидения и проводил литературные встречи, походившие на концерты. Его перевели на 13 языков мира, не только массово издавали, но и массово раскупали. Стихи Фёдорова о Родине, большой и малой, брали за душу, но на топовый уровень его привела любовная лирика. Смыслы ходили по самому краешку дозволенного в те годы: сквозь гладкие рифмы прорывался чувственный эротизм.
Память о Фёдорове бережно сохраняют музейщики, библиотекари и искусствоведы, но далеко не каждый кузбассовец младше тридцати сходу ответит, кто это вообще такой. Корреспондент A42.RU побывал в родной деревне Василия Фёдорова и рассказывает, чем он был известен, почему его стихи сейчас читаются как современные и как в Кузбассе сохраняют память о поэте.
Жизнь и смерть Василия Фёдорова
Василий Фёдоров умер в 1984 году. Чуть-чуть не дожил до перестройки и развала Союза – друзья потом назовут везунчиком. На первые Фёдоровские чтения в крохотную деревеньку Марьевку в Яйском районе приехало 20 тысяч (!) человек. Жители до сих пор вспоминают, как скамьями были заставлены все окрестные луга, а вереница автомобилей тянулась вдоль всей дороги от Яи до Марьевки.
Сейчас в марьевском доме культуры открыт музей Фёдорова. Дачу поэта тоже музеефицировали – там всё стоит нетронутым, даже выдавленный наполовину тюбик зубной пасты.
Фёдоров как поэт начинал в Новосибирске, а состоялся в Москве – там он окончил Литинститут, главный вуз страны для писателей. Чаще всего его сравнивают с шестидесятниками, но те были младше: Фёдоров родился в 1918 году, войну встретил взрослым человеком.
Сейчас в марьевском доме культуры открыт музей Фёдорова. Дачу поэта тоже музеефицировали – там всё стоит нетронутым, даже выдавленный наполовину тюбик зубной пасты.
Фёдоров как поэт начинал в Новосибирске, а состоялся в Москве – там он окончил Литинститут, главный вуз страны для писателей. Чаще всего его сравнивают с шестидесятниками, но те были младше: Фёдоров родился в 1918 году, войну встретил взрослым человеком.
Путь к поэтическому призванию был длинным. Девятый ребёнок в деревенской семье, Василий родился в 1918 году в селе Усть-Искитимское – это примерно там, где сейчас в Кемерове парк «Антошка». Почти сразу семья уехала в Марьевку, к родне: отец был каменщиком, а в только что образованном Щегловске в годы Гражданской войны, как писал сам поэт, больше разрушали, чем строили.
Примечательно, что во время сибирского отступления Колчака одна и та же белая армия прошла и Щегловск, и Марьевку – в деревне до сих пор стоит памятник красным партизанам, а в музее лежат винтовочные затворы, выкопанные на огородах.
Мама поэта не умела ни читать, ни писать, а вот Василий уже попал под всеобуч: отучился четыре класса. Для деревни тех лет это был обычный максимум – дальше 12-летние мальчики были нужнее в колхозе, чем за партой. Однако через год способный Вася всё-таки пошёл в пятый класс. Для этого пришлось ездить в соседнюю деревню.
Нелирическое отступление: в шестидесятых в многоэтажной, гудящей автомобилями Москве эти истории из крестьянского детства звучали экзотично и были важным элементом образа Фёдорова-поэта.
К 16 годам Василий Фёдоров с перерывами окончил шесть классов средней школы. Дальше начинаются чудеса, возможные только в Советском Союзе: юноша ухитрился поступить в машиностроительный техникум в Новосибирске, позднее ставший авиастроительным. Через год он напишет стихи на литературном конкурсе – и получит первую премию.
Мама поэта не умела ни читать, ни писать, а вот Василий уже попал под всеобуч: отучился четыре класса. Для деревни тех лет это был обычный максимум – дальше 12-летние мальчики были нужнее в колхозе, чем за партой. Однако через год способный Вася всё-таки пошёл в пятый класс. Для этого пришлось ездить в соседнюю деревню.
Нелирическое отступление: в шестидесятых в многоэтажной, гудящей автомобилями Москве эти истории из крестьянского детства звучали экзотично и были важным элементом образа Фёдорова-поэта.
К 16 годам Василий Фёдоров с перерывами окончил шесть классов средней школы. Дальше начинаются чудеса, возможные только в Советском Союзе: юноша ухитрился поступить в машиностроительный техникум в Новосибирске, позднее ставший авиастроительным. Через год он напишет стихи на литературном конкурсе – и получит первую премию.
После обучения было обязательное распределение на авиазавод в Иркутске, затем возвращение в Новосибирск, затем война. На фронт Фёдоров письменно просился не раз, но его не взяли, потому что он строил самолёты и был в сто раз ценнее у станка, чем с автоматом в окопе. Во время войны Фёдоров писал стихи, которые печатали в журнале «Сибирские огни», но как поэт он хотел расти выше. Война ещё не окончилась, а он уже поступил на заочное отделение Литинститута в Москве. Шёл 1944 год.
В 1947 году издают первую книгу Фёдорова, в 1950 году он оканчивает Литинститут и с тех пор живёт и работает в Москве, но летом ежегодно приезжает на малую родину. Последующие двадцать лет поэт участвовал в руководстве журнала «Молодая гвардия», был членом редсовета трёх издательств, создал сотни стихотворений и несколько повестей.
Если бы в 1950-е для советских поэтов составляли рейтинги популярности, Фёдоров наверняка входил бы в топ-10. Фёдоров был старше Рождественского и Евтушенко – они ещё пешком под стол ходили, а его «Марьевскую летопись» уже хвалил сам Твардовский. Валентин Сорокин, главный редактор издательства «Современник» в 1970-х годах, вспоминал, как, будучи начинающим поэтом, отправил Фёдорову свои стихи на оценку, как учителю и кумиру.
В 1947 году издают первую книгу Фёдорова, в 1950 году он оканчивает Литинститут и с тех пор живёт и работает в Москве, но летом ежегодно приезжает на малую родину. Последующие двадцать лет поэт участвовал в руководстве журнала «Молодая гвардия», был членом редсовета трёх издательств, создал сотни стихотворений и несколько повестей.
Если бы в 1950-е для советских поэтов составляли рейтинги популярности, Фёдоров наверняка входил бы в топ-10. Фёдоров был старше Рождественского и Евтушенко – они ещё пешком под стол ходили, а его «Марьевскую летопись» уже хвалил сам Твардовский. Валентин Сорокин, главный редактор издательства «Современник» в 1970-х годах, вспоминал, как, будучи начинающим поэтом, отправил Фёдорову свои стихи на оценку, как учителю и кумиру.
Василий Фёдоров умер от сердечного приступа 19 апреля 1984 года в Ессентуках, похоронен в Москве. В конце восьмидесятых издательство «Современник» выпустило собрание его сочинений в пяти томах.
Любовь Василия Фёдорова
Через три года после смерти Фёдорова Кемеровской областной научной библиотеке присвоили его имя. С 2020 года накопленный фонд экспонируют в мемориальной комнате-музее: здесь собраны его книги, печатная машинка, стул, на котором он сидел. Экспонаты – и подлинные предметы, и искусные копии. Например, под стеклом хранится художественная копия метрической книги Николаевской церкви, в которой записан новокрещаемый Фёдоров, названный в честь святого Василия Исповедника.
Часть экспозиции виртуальная – поэт читает стихи с большого монитора, из скрытого динамика щебечут птицы. Интерьеры мемориальной комнаты готовили художники и работники библиотеки под руководством художника-оформителя Олега Иноземцева. Та же команда работала над другими музеями Кемерова и над музеем Фёдорова в Марьевке.
Часть экспозиции виртуальная – поэт читает стихи с большого монитора, из скрытого динамика щебечут птицы. Интерьеры мемориальной комнаты готовили художники и работники библиотеки под руководством художника-оформителя Олега Иноземцева. Та же команда работала над другими музеями Кемерова и над музеем Фёдорова в Марьевке.
– Василий Дмитриевич приезжал в Кемерово и дважды был у нас в библиотеке, – рассказывает Вера Лаврушкина, заведующая отделом «Музей книги». – Накопилось много материалов, и когда библиотеке исполнялось сто лет, мы решили сделать такое одухотворённое пространство. Связывались с Госархивом и Госфильмофондом России – нам передали записи литературных встреч, которые проходили в Останкино.
Конечно, хотелось, чтобы было интересно молодёжи, была даже идея использовать нейросети. Чтобы у нас Василий Дмитриевич собственной персоной входил в комнату и, может быть, читал стихи или как-то иначе обращался к посетителям. Оборудование для этого в библиотеке есть, но пока ограничились видеозаписями.
Вера Лаврушкина работает в библиотеке с 1978 года, ежегодно участвует в организации Фёдоровских чтений и других мемориальных проектов, она сертифицированный экскурсовод. Много общалась с коллегами и родственниками Василия Фёдорова и вспоминает о нём как о родном человеке, хотя лично знакомы они не были.
В мемориальной комнате экскурсовод рассказывает школьникам и студентам о биографии Фёдорова – с примерами и играми, «чтобы вовлечь тех, кто смотрит в смартфон». Сама она поэзию любит разную, легко называет фамилии современных поэтов. У Фёдорова её любимое стихотворение, которое неизменно вызывает слёзы – поздняя терцина «Мать и сын».
Вера Лаврушкина работает в библиотеке с 1978 года, ежегодно участвует в организации Фёдоровских чтений и других мемориальных проектов, она сертифицированный экскурсовод. Много общалась с коллегами и родственниками Василия Фёдорова и вспоминает о нём как о родном человеке, хотя лично знакомы они не были.
В мемориальной комнате экскурсовод рассказывает школьникам и студентам о биографии Фёдорова – с примерами и играми, «чтобы вовлечь тех, кто смотрит в смартфон». Сама она поэзию любит разную, легко называет фамилии современных поэтов. У Фёдорова её любимое стихотворение, которое неизменно вызывает слёзы – поздняя терцина «Мать и сын».
Она признаёт, что далеко не всё из творчества Фёдорова подходит для детского чтения.
– А какие у него стихи о любви! Столько страсти, такая эротика великолепная, замечательная, – рассказывает Вера Лаврушкина.
Сам Фёдоров был с ней заочно шутливо согласен:
– А какие у него стихи о любви! Столько страсти, такая эротика великолепная, замечательная, – рассказывает Вера Лаврушкина.
Сам Фёдоров был с ней заочно шутливо согласен:
«Говорят,
Моя строка
Про любовь,
Что так горька,
Детям хуже яда…
Детям
Дайте Маршака,
А меня
Не надо»
Строки его действительно бывали откровенны: там и ласки в полночной тишине с другими, и ягодой осыпанная грудь (и две ягодинки никак не падают в траву), и страстные вздохи «ох» и «ах». При этом Фёдорову всегда хватало вкуса и мастерства выразить чувства так, что никто не думал обвинить поэта в неприличии.
Во время учёбы в Литинституте 31-летний Фёдоров женился на сокурснице, 34-летней Ларисе Быковой. Свадьбе предшествовал литературный роман: пара путешествовала автостопом по дикому Горному Алтаю, вдохновляясь для новых книг.
Таблоидов и соцсетей тогда не было, и никто не знал, какие бури сотрясали стены московской квартиры Фёдоровых – личная жизнь оставалась личной. Только по обмолвкам друзей, по перепадам настроения в стихах – от восторженных строк до полных укоризны – можно было догадываться, что не всё всегда было гладко. Известно, что Фёдоров страстно любил женщин – и одновременно, как часто бывает, был очень ревнив.
Во время учёбы в Литинституте 31-летний Фёдоров женился на сокурснице, 34-летней Ларисе Быковой. Свадьбе предшествовал литературный роман: пара путешествовала автостопом по дикому Горному Алтаю, вдохновляясь для новых книг.
Таблоидов и соцсетей тогда не было, и никто не знал, какие бури сотрясали стены московской квартиры Фёдоровых – личная жизнь оставалась личной. Только по обмолвкам друзей, по перепадам настроения в стихах – от восторженных строк до полных укоризны – можно было догадываться, что не всё всегда было гладко. Известно, что Фёдоров страстно любил женщин – и одновременно, как часто бывает, был очень ревнив.
Догадки подтвердились только в 2022 году, спустя четверть века после смерти жены поэта, когда наследники опубликовали её дневники, изначально не предназначенные для печати. Там и прогулянные в ресторане гонорары, и сцены ревности, и азартные бильярдные партии, и те эмоциональные качели, которые сопровождают жизнь людей творческих, экспрессивных и притом переживших немало испытаний.
В те годы появляется «Книга любви», а в ней – пожалуй, самые известные стихотворения Фёдорова. «По главной сути жизнь проста», «Как умру, моё забудь ты имя», «Любовь мне, как блистание» и другие.
Поэт и писательница проживут неразлучно до самой смерти Фёдорова в 1984 году. Детей у них не будет.
В коридорах библиотеки развешано несколько десятков портретов Фёдорова, в том числе работы Германа Захарова, который кого только не писал – от Ленина до Шукшина. На всех картинах Фёдоров изображён уже совершенно седым, в своём каноническом «косматом» образе – будто никогда и не был влюблённым юношей.
Но он им был.
Поэт и писательница проживут неразлучно до самой смерти Фёдорова в 1984 году. Детей у них не будет.
В коридорах библиотеки развешано несколько десятков портретов Фёдорова, в том числе работы Германа Захарова, который кого только не писал – от Ленина до Шукшина. На всех картинах Фёдоров изображён уже совершенно седым, в своём каноническом «косматом» образе – будто никогда и не был влюблённым юношей.
Но он им был.
Деревня Василия Фёдорова
В 16 лет Фёдоров уехал из Марьевки навсегда. Но всё его последующее творчество сопровождалось образами из родной деревни и из детства. Даже в самых поздних стихотворениях мелькает то река Яя, то мать в мужском пиджаке с чужого плеча, то озеро Кайдор. Имея дачу в богемном Переделкине под Москвой, надолго в отпуск он приезжал именно в Марьевку: перезагрузиться мыслями. В стихах называл это «обрядом обновленья».
В столице эту часть его творчества воспринимали примерно как рассказы Шукшина: сценки из деревенской жизни, фоном – сибирская природа, искренность и непосредственность. Притом Фёдоров часто писал высоким стилем, «братанья – воспоминанья», ухитряясь соединять его со словечками из сельской жизни: лирический герой то прижимает к сердцу туесок, то ходит по густой стерне. Фёдоров вообще мастерски смешивал высокую классику и сценки из жизни. В «Проданной Венере» у него Тициан опосредованно строит металлургический завод – потому что деньги с продажи его картины правительство пускает на индустриализацию. В «Женитьбе Дон Жуана» герой-любовник становится в СССР приличным гражданином.
В столице эту часть его творчества воспринимали примерно как рассказы Шукшина: сценки из деревенской жизни, фоном – сибирская природа, искренность и непосредственность. Притом Фёдоров часто писал высоким стилем, «братанья – воспоминанья», ухитряясь соединять его со словечками из сельской жизни: лирический герой то прижимает к сердцу туесок, то ходит по густой стерне. Фёдоров вообще мастерски смешивал высокую классику и сценки из жизни. В «Проданной Венере» у него Тициан опосредованно строит металлургический завод – потому что деньги с продажи его картины правительство пускает на индустриализацию. В «Женитьбе Дон Жуана» герой-любовник становится в СССР приличным гражданином.
– Деревенские мужики его очень любили, – улыбается Вера Лаврушкина. – Он читал стихи на праздниках по поводу уборочных и посевных, про корову Клашу и другие – это чудо что за юмор. На Ларису Фёдоровну в деревне смотрели с удивлением: городская, в красивом платье, обязательно в шляпе. А он-то был своим, его запросто звали на свадьбы.
В деревне Фёдоров собирал колбу, которую обожал, колол дрова, косил траву в стожок, ходил на рыбалку, катал детей по всей округе на своём «Урале» с люлькой. Искусственно ли он поддерживал образ русского деревенского поэта, или это была естественная, неотъемлемая часть его личности? Биографы уверены, что верно второе.
– Его просто тянуло домой, вот и всё, – отрезает Вера Лаврушкина. – Он был совершенно такой, знаете… не карьерист. Настолько далеко был от этой меркантильности. Вообще они оба были очень щедрые. Василий Дмитриевич вторую госпремию потратил на то, чтобы заасфальтировать в Марьевке дороги и организовать водопровод. А после его смерти Лариса Фёдоровна отписала усадьбу не родственникам, а марьевскому сельсовету – чтобы создать музей для всех нас.
– Его просто тянуло домой, вот и всё, – отрезает Вера Лаврушкина. – Он был совершенно такой, знаете… не карьерист. Настолько далеко был от этой меркантильности. Вообще они оба были очень щедрые. Василий Дмитриевич вторую госпремию потратил на то, чтобы заасфальтировать в Марьевке дороги и организовать водопровод. А после его смерти Лариса Фёдоровна отписала усадьбу не родственникам, а марьевскому сельсовету – чтобы создать музей для всех нас.
Память Василия Фёдорова
Поворот с трассы на Марьевку отмечен табличкой на русском и английском: мол, эта дорога ведёт к музею поэта Василия Фёдорова. По пути в деревню его портреты встречаются ещё дважды. Дорога оканчивается асфальтированной площадкой между школой, магазином и двухэтажным домом культуры – центром деревенской жизни.
На фасаде дома культуры – огромная репродукция портрета Василия Фёдорова кисти Захарова. Музей занимает в доме культуры всё левое крыло второго этажа.
– Музей в Марьевке появился сразу после смерти поэта – сначала в школе, силами учительницы Валентины Шаповаловой, – рассказывает заведующая музеем Татьяна Ягина. – Постепенно фонд увеличивался.
Сейчас среди экспонатов – фотографии, книги, личные вещи, подарки от коллег-поэтов. Например, сувенирный рог от Расула Гамзатова: с аварским самородком Фёдоров был однокурсником.
Сейчас среди экспонатов – фотографии, книги, личные вещи, подарки от коллег-поэтов. Например, сувенирный рог от Расула Гамзатова: с аварским самородком Фёдоров был однокурсником.
Наособицу в уголке стоит берёзовый пень с наростом-капом, чертёж головы коня и инструменты резчика: на старости лет Василий Фёдоров вырезал по дереву и хотел сделать такую необычную скульптуру, но не успел начать работу. Картины на стене сопровождаются QR-кодами – если навести сканер, открывается стихотворение на ту же тему.
Татьяна Ягина переехала в деревню 18 лет назад: мужа по службе перевели в Яю, и семья решила жить не в самом посёлке, а в Марьевке, где уже жила сестра Татьяны и от которой до Яи по трассе около семи километров. Татьяна долго работала учительницей в школе, музеем же заведует около года. Подошла к новой работе со всей ответственностью – заочно получает второе образование по специальности «музейное дело» в Казанском государственном институте культуры. Кроме неё, в музее ещё два сотрудника.
Школьники из Яи и Анжеро-Судженска приезжают в музей организованными группами. Из Кемерова гостей меньше, потому что ехать до Марьевки им больше двух часов. Дозвониться в музей сложно: проводной телефонной связи никогда не было, а сотовая почти не работает. Случайные посетители, повернувшие под табличку с трассы, бывают лишь несколько раз в году. Больше всего посетителей бывает на Фёдоровских чтениях.
Школьники из Яи и Анжеро-Судженска приезжают в музей организованными группами. Из Кемерова гостей меньше, потому что ехать до Марьевки им больше двух часов. Дозвониться в музей сложно: проводной телефонной связи никогда не было, а сотовая почти не работает. Случайные посетители, повернувшие под табличку с трассы, бывают лишь несколько раз в году. Больше всего посетителей бывает на Фёдоровских чтениях.
Библиотека имени Фёдорова трижды за лето привозит из Кемерова в музей группу из полутора десятков туристов. В программе – встреча с угощением блинами, мини-концерт местного ансамбля, экскурсия по местам памяти, игровые активности для детей. Стоимость трансфера – 900 рублей, по 150 рублей берёт музей и библиотека, ещё 300 стоит обед в школьной столовой. Символические цены явно не покрывают бюджетных расходов, хотя программа считается коммерческой. На старте туристов возили летом почти каждую субботу, но сейчас столько желающих не набирается.
После музея в доме культуры туристов ведут в музей-усадьбу Фёдорова. Звучит, будто это роскошный особняк, но на самом деле просто изба-пятистенок с большой печью – в Марьевке чета Фёдоровых жила очень скромно. Постройка признана памятником культуры регионального значения – не за архитектурные достоинства, а в память о хозяине.
– Василий Дмитриевич называл эти места Назаркиной горкой – жил здесь когда-то дед Назар, дальний родственник, – рассказывает Татьяна Ягина. – А вот дом Фёдоровых был наоборот, внизу, – их в деревне потому и звали «подгоренскими». С горы такой вид открывается, что захватывает дух. Поэт писал, что в детстве фантазировал, будто живёт здесь, наверху. Выходит, у него получилось.
После музея в доме культуры туристов ведут в музей-усадьбу Фёдорова. Звучит, будто это роскошный особняк, но на самом деле просто изба-пятистенок с большой печью – в Марьевке чета Фёдоровых жила очень скромно. Постройка признана памятником культуры регионального значения – не за архитектурные достоинства, а в память о хозяине.
– Василий Дмитриевич называл эти места Назаркиной горкой – жил здесь когда-то дед Назар, дальний родственник, – рассказывает Татьяна Ягина. – А вот дом Фёдоровых был наоборот, внизу, – их в деревне потому и звали «подгоренскими». С горы такой вид открывается, что захватывает дух. Поэт писал, что в детстве фантазировал, будто живёт здесь, наверху. Выходит, у него получилось.
Внутри дома всё осталось так, как было при жизни Фёдорова. На гвоздике висит его берет, в стакане над раковиной щётка и траченый тюбик зубной пасты. Кажется, хозяин просто вышел на минутку дров на растопку наколоть. Но если приглядеться – и на щётке, и на пасте висят бирочки: экспонат номер такой-то, всё учтено и внесено в электронную базу данных.
К слову, музейный фонд продолжает пополняться каждый год: находятся новые вещи, ещё не описанные, что-то передают родственники.
Тропинка от ворот усадьбы идёт под гору – к многократно воспетому в стихах озеру Кайдор. Вообще-то это старица Яи, и по словам Татьяны Ягиной, раньше бывали годы, когда в половодье вода из реки снова доходила до озера. Во времена Фёдорова по берегам были луга и лужайки, но сейчас скотины в деревне почти не осталось, пастись некому, и берега заросли сплошным ивняком – не подойти. Сотрудники музея расчищают спуск к роднику и небольшую пристаньку рядом.
К слову, музейный фонд продолжает пополняться каждый год: находятся новые вещи, ещё не описанные, что-то передают родственники.
Тропинка от ворот усадьбы идёт под гору – к многократно воспетому в стихах озеру Кайдор. Вообще-то это старица Яи, и по словам Татьяны Ягиной, раньше бывали годы, когда в половодье вода из реки снова доходила до озера. Во времена Фёдорова по берегам были луга и лужайки, но сейчас скотины в деревне почти не осталось, пастись некому, и берега заросли сплошным ивняком – не подойти. Сотрудники музея расчищают спуск к роднику и небольшую пристаньку рядом.
В отсутствие посетителей дом поэта стоит закрытым, со включенной сигнализацией. Заведующая уже не раз прилетала по сигналу тревоги, но никого не заставала – только видела примятую и подпаленную траву. Кто мог быть злоумышленником (если он был) – неясно: музей приносит деревне только пользу. Благодаря школе, музею и дому культуры Марьевка стала как бы центром для окрестных деревень – хорошие дороги, котельная, несколько рабочих мест. В школе около ста детей из трёх деревень – жёлтый автобус каждое утро привозит детей оттуда в Марьевку.
С тех пор, как закрылся совхоз, деревенские работают в основном в Яе – по крайней мере те, кто хочет работать. Население деревни сокращается. Жители, которые застали поэта хотя бы детьми – люди уже пожилые, и осталось их мало. Красивые крыши и заборы чаще у дачников, которых здесь хватает – места ведь по-прежнему потрясающе живописные.
С тех пор, как закрылся совхоз, деревенские работают в основном в Яе – по крайней мере те, кто хочет работать. Население деревни сокращается. Жители, которые застали поэта хотя бы детьми – люди уже пожилые, и осталось их мало. Красивые крыши и заборы чаще у дачников, которых здесь хватает – места ведь по-прежнему потрясающе живописные.
Родина Василия Фёдорова
Василий Фёдоров не был публицистом и не касался острых тем – сталинских репрессий, социалистической законности, свободы или несвободы. Он вообще о борьбе идей написал считаные стихотворения – зато разошедшиеся на цитаты. Чаще всего вспоминают «Сердца», где поэт сравнивает их с высотами, которые займёт враг, поэтому отдавать сердца нельзя. Кто именно этот враг – антикоммунистические ли идеи или просто низменные чувства – автор не прояснил.
Фёдоров был подчёркнуто лояльным государству, сохраняя дистанцию. Лишь одно его стихотворение – «Рабская кровь» – сначала не допустили к печати, но через пару лет запрет был снят. Самой сутью своего творчества он как бы оппонировал поэтам-шестидесятникам (диссидентам и гражданам мира) с позиций державных и ярко национальных, русских, но никакой общественной деятельности не вёл. Зато постоянно и широко помогал окружающим – от асфальта в родной деревне до поддержки начинающих поэтов, и советом, и делом. В Кузбассе Василия Фёдорова порой шутливо называли «первопечатником» – из-за фамилии и потому, что помогал напечататься многим начинающим поэтам. Например, Николаю Глазкову помог издать первый сборник.
Фёдоров был подчёркнуто лояльным государству, сохраняя дистанцию. Лишь одно его стихотворение – «Рабская кровь» – сначала не допустили к печати, но через пару лет запрет был снят. Самой сутью своего творчества он как бы оппонировал поэтам-шестидесятникам (диссидентам и гражданам мира) с позиций державных и ярко национальных, русских, но никакой общественной деятельности не вёл. Зато постоянно и широко помогал окружающим – от асфальта в родной деревне до поддержки начинающих поэтов, и советом, и делом. В Кузбассе Василия Фёдорова порой шутливо называли «первопечатником» – из-за фамилии и потому, что помогал напечататься многим начинающим поэтам. Например, Николаю Глазкову помог издать первый сборник.
В кузбасских школах стихи Василия Фёдорова читают на внеклассных занятиях, в программе по литературе его не было и нет. Наследие Фёдорова в Сибири всегда больше вдохновляло взрослых – от участников литературной студии в Анжеро-Судженске до председателя облсовета и затем губернатора Амана Тулеева, который творчество Фёдорова хорошо знал, любил и первым назвал поэта «кузбасским Пушкиным».
Василий Фёдоров не был кузбасским поэтом в привычном смысле – он был родом из Кузбасса. Кузбасских поэтов целая плеяда, от Геннадия Юрова до Сергея Донбая, они замечательные творцы, и всё же Фёдоров – это другой уровень. Они печатались в «Сибирских Огнях», а Фёдоров начинал там, но с 1950 года жил в Москве, был членом редсовета «Современника», одним из руководителей «Молодой Гвардии». Переезд туда, где возможен рост, раз за разом делал из Фёдорова то, чем он стал.
– Переезд в столицу, конечно, важен, – согласна Вера Лаврушкина. – Если бы Шукшин остался в Сростках, знали бы мы его таким, как сейчас? Или Валентин Распутин, если бы остался в Иркутске…
Урбанист Святослав Мурунов, прочитавший несколько лекций в Кемерове, отмечал, что в Кузбассе любят и даже почитают земляков. Но не тех, кто остался и живёт на малой родине, а тех, кто уехал и добился успеха уже «там» – в столице или в другой стране. Примеров хватает – от Леонова до Гришковца. Чтобы стать почитаемым, не уезжая, надо умереть; почитать живых у нас как-то не принято. Впрочем, тезис «нет пророка в своём Отечестве» куда старше этого наблюдения.
Василий Фёдоров не был кузбасским поэтом в привычном смысле – он был родом из Кузбасса. Кузбасских поэтов целая плеяда, от Геннадия Юрова до Сергея Донбая, они замечательные творцы, и всё же Фёдоров – это другой уровень. Они печатались в «Сибирских Огнях», а Фёдоров начинал там, но с 1950 года жил в Москве, был членом редсовета «Современника», одним из руководителей «Молодой Гвардии». Переезд туда, где возможен рост, раз за разом делал из Фёдорова то, чем он стал.
– Переезд в столицу, конечно, важен, – согласна Вера Лаврушкина. – Если бы Шукшин остался в Сростках, знали бы мы его таким, как сейчас? Или Валентин Распутин, если бы остался в Иркутске…
Урбанист Святослав Мурунов, прочитавший несколько лекций в Кемерове, отмечал, что в Кузбассе любят и даже почитают земляков. Но не тех, кто остался и живёт на малой родине, а тех, кто уехал и добился успеха уже «там» – в столице или в другой стране. Примеров хватает – от Леонова до Гришковца. Чтобы стать почитаемым, не уезжая, надо умереть; почитать живых у нас как-то не принято. Впрочем, тезис «нет пророка в своём Отечестве» куда старше этого наблюдения.
В девяностые и нулевые, когда государство перестало поддерживать какую-либо сторону в спорах творческой интеллигенции, русские почвенные поэты остались в тени других шестидесятников. Сборники Рождественского издавали стотысячными тиражами, слепого ветерана Эдуарда Асадова (кстати, хорошего друга Ларисы Фёдоровой) и сейчас массово цитируют в соцсетях, а вот Бондарева, Можаева и самого Фёдорова чаще вспоминают учителя и искусствоведы.
Видится в этом какая-то несправедливость, особенно здесь, в Кузбассе, откуда родом поэт. Да, Фёдоров держался в рамках разрешённых тем, соблюдал каноны стихотворных размеров и жанров (в очень широком диапазоне – от поэм до терцин), не выдумывал новых приёмов и слов. Но как же он обращался с тем, что есть! Все эти «упадёт голова – не на плаху, на стол упадёт», «по главной сути жизнь проста: её уста, его уста», неожиданные и точные метафоры – вещи, которые цепляют в любое время. Листая любой поздний сборник, легко понять, почему Фёдоров был так востребован. Короткие строчки создают эффект собеседника – а темы одновременно понятны и вечны. Язык Фёдорова из-за его ясности и универсальности, возможно, проигрывал современникам в подсвечивании актуальных явлений советской жизни тогда. Но по той же причине его стихи сейчас выглядят более современными или, наверное, просто вневременными. И парой строф пробирают до мурашек.
Фото: Александр Денисов
Текст: Вячеслав Ворожейкин
Видится в этом какая-то несправедливость, особенно здесь, в Кузбассе, откуда родом поэт. Да, Фёдоров держался в рамках разрешённых тем, соблюдал каноны стихотворных размеров и жанров (в очень широком диапазоне – от поэм до терцин), не выдумывал новых приёмов и слов. Но как же он обращался с тем, что есть! Все эти «упадёт голова – не на плаху, на стол упадёт», «по главной сути жизнь проста: её уста, его уста», неожиданные и точные метафоры – вещи, которые цепляют в любое время. Листая любой поздний сборник, легко понять, почему Фёдоров был так востребован. Короткие строчки создают эффект собеседника – а темы одновременно понятны и вечны. Язык Фёдорова из-за его ясности и универсальности, возможно, проигрывал современникам в подсвечивании актуальных явлений советской жизни тогда. Но по той же причине его стихи сейчас выглядят более современными или, наверное, просто вневременными. И парой строф пробирают до мурашек.
Фото: Александр Денисов
Текст: Вячеслав Ворожейкин
