Николай II бывал в этом кузбасском храме, а теперь он стоит в развалинах
Почему в Ишиме не построили экомузей
На севере Кузбасса, где ближе до Томска, чем до Кемерова, стоит старое русское село Ишим. В селе – разрушенный двухсотлетний храм. Здесь проходил Сибирский тракт – единственная большая дорога, ведущая с запада на восток Российской империи. В ишимском храме молились идущие по этапу декабристы, позже здесь бывал ссыльный Чернышевский, а затем – цесаревич Николай Александрович, будущий русский император, возвращающийся из путешествия в Японию.
Сберечь храм и исторические дома в конце 1980-х попытался этнограф Валерий Кимеев, молодой директор только что созданной «Томской Писаницы». В Ишиме он задумал построить не музей – то есть не одинокое здание с витринами – а экомузей под открытым небом. Музеефицировать даже не село, а целый участок тракта: несколько деревень, ямские станции, народные промыслы. У проекта было не только научное, но и экономическое обоснование.
Позднее этнограф организовал проектирование ещё пяти экомузеев масштабом поменьше, три из которых так или иначе работают сейчас. Но «Ишим» остался на стадии проекта. Спросить у самого Валерия Кимеева, почему так, не выйдет: он умер в 2021 году после тяжёлой болезни. Мы поговорили с его женой и соратницей, ныне профессором Татьяной Кимеевой, побывали в Ишиме и подержали в руках тот самый проект. Легенды о храме, роскошные пейзажи и упущенные возможности – в нашем материале.
Сберечь храм и исторические дома в конце 1980-х попытался этнограф Валерий Кимеев, молодой директор только что созданной «Томской Писаницы». В Ишиме он задумал построить не музей – то есть не одинокое здание с витринами – а экомузей под открытым небом. Музеефицировать даже не село, а целый участок тракта: несколько деревень, ямские станции, народные промыслы. У проекта было не только научное, но и экономическое обоснование.
Позднее этнограф организовал проектирование ещё пяти экомузеев масштабом поменьше, три из которых так или иначе работают сейчас. Но «Ишим» остался на стадии проекта. Спросить у самого Валерия Кимеева, почему так, не выйдет: он умер в 2021 году после тяжёлой болезни. Мы поговорили с его женой и соратницей, ныне профессором Татьяной Кимеевой, побывали в Ишиме и подержали в руках тот самый проект. Легенды о храме, роскошные пейзажи и упущенные возможности – в нашем материале.
Ишим и 200-летний храм
Придел Нерукотворного Образа Иисуса Христа в Ишиме зарос крапивой. Местами кладка образует ступеньки и узор, но в остальном об архитектуре русского барокко и богатом убранстве уже ничего не напоминает. Частично уцелели стены, свод, наличники окон и входная группа. А в позапрошлом веке Спасская церковь была главным украшением и гордостью села, признаком его волостного статуса.
Село Ишим вытянулось на высоком берегу реки Яи вдоль Томско-Красноярского участка Сибирского тракта. Кузбасское село – тёзка города Ишима под Тобольском. Переселенцы оттуда дали имя крохотной сибирской деревне в 1726 году. Каменную церковь в нашем Ишиме начали возводить в 1803 году, но средств у жителей не хватало, и стройка растянулась на полвека. Первый придел во имя святого Николая построили и освятили в 1815 году. В 1823 году при храме уже действовала церковно-приходская школа с библиотекой.
Село Ишим вытянулось на высоком берегу реки Яи вдоль Томско-Красноярского участка Сибирского тракта. Кузбасское село – тёзка города Ишима под Тобольском. Переселенцы оттуда дали имя крохотной сибирской деревне в 1726 году. Каменную церковь в нашем Ишиме начали возводить в 1803 году, но средств у жителей не хватало, и стройка растянулась на полвека. Первый придел во имя святого Николая построили и освятили в 1815 году. В 1823 году при храме уже действовала церковно-приходская школа с библиотекой.
В книге «Православные храмы Кузбасса» подробно описана структура храма. У него было три придела: левый – святого Николая, центральный – во имя Нерукотворного Образа Иисуса Христа, и правый – в честь святого Иннокентия Иркутского. По объёмно-пространственному решению, виду наличников на окнах, восьмигранному барабану с волютами (это такие спиралевидные завитки) храм напоминал Духовскую церковь в Томске. Над основным зданием возвышалась колокольня – её остов можно наблюдать и сейчас.
– В праздники храм вмещал 3250 человек, очень много для села, – рассказывает Ольга Торгашина, заведующая сельской библиотекой. – В 1881 году церковь запечатали из-за разрушений в главном Спасском приделе. Стены обветшали, просели под весом купола, колокольни и крестов. Однако в боковых приделах продолжали проводить службы.
После революции храм обезглавили и разграбили, в тридцатых здание приспособили под склад зерна. В 1942 году случился пожар, уничтоживший остатки внутреннего убранства храма. В 1970-е местные жители частично разобрали кирпичные стены. В 1982 году развалины внесли в список памятников архитектуры регионального значения. Иногда пишут «взяли под охрану», но никакой охраны у памятника, конечно, нет – это выражение лишь означает, что объект и земельный участок под ним нельзя официально продать.
– В праздники храм вмещал 3250 человек, очень много для села, – рассказывает Ольга Торгашина, заведующая сельской библиотекой. – В 1881 году церковь запечатали из-за разрушений в главном Спасском приделе. Стены обветшали, просели под весом купола, колокольни и крестов. Однако в боковых приделах продолжали проводить службы.
После революции храм обезглавили и разграбили, в тридцатых здание приспособили под склад зерна. В 1942 году случился пожар, уничтоживший остатки внутреннего убранства храма. В 1970-е местные жители частично разобрали кирпичные стены. В 1982 году развалины внесли в список памятников архитектуры регионального значения. Иногда пишут «взяли под охрану», но никакой охраны у памятника, конечно, нет – это выражение лишь означает, что объект и земельный участок под ним нельзя официально продать.
Жители села помнят историю храма, а дети изучают её в школе на внеклассных занятиях. В интернете есть, например, сочинение четвероклассницы из Ишима Екатерины Предатченко, которая в 2019 году опрашивала 91-летнюю соседку Анну Жирякову. Школьница в тексте называет её «бабой Нюсей» и приводит её рассказ о том, что в раствор для кирпичей добавляли яйца, которые собирали со всех близлежащих деревень. А ещё называет имена жителей, которые разрушали церковь.
– Был такой человек, убеждённый коммунист, который участвовал в снятии колокола – Иннокентий Попов. Во время работы он ударился ногой об колокол, нога начала болеть. Сначала ему отняли ногу, но гангрена не остановилась, через две недели он умер. А Степанида Алькова собирала народ для уничтожения икон. Она первая переступила порог храма, через год сошла с ума, – рассказывала школьнице соседка.
– В селе рассказывают, что Николай Цецурин, звонарь, припрятал церковное золото, закопал недалеко от храма под ёлкой, – рассказывает Ольга Торгашина. – Сам собрался бежать, но его поймали и дали десять лет на Колыме. Как вернулся, пошёл за кладом – а на месте ёлки вырос целый ельник. Искал-искал, да так и не нашёл. До сих пор у нас клад этот ищут, приезжают нумизматы, монеты, кстати, находят. А бабушки-старожилы говорят, что по ночам в церкви видно свечение.
Ишим – это живая история, а рассказ бабы Нюси и ему подобные – готовый материал для экскурсий. В Кузбассе это поняли ещё тридцать лет назад. В конце 1980-х в деревне высадился московско-кемеровский десант историков и архитекторов. Идеологом экспедиции был этнограф, только что защитивший диссертацию по шорцам, директор недавно образованной «Томской писаницы» Валерий Кимеев.
– Был такой человек, убеждённый коммунист, который участвовал в снятии колокола – Иннокентий Попов. Во время работы он ударился ногой об колокол, нога начала болеть. Сначала ему отняли ногу, но гангрена не остановилась, через две недели он умер. А Степанида Алькова собирала народ для уничтожения икон. Она первая переступила порог храма, через год сошла с ума, – рассказывала школьнице соседка.
– В селе рассказывают, что Николай Цецурин, звонарь, припрятал церковное золото, закопал недалеко от храма под ёлкой, – рассказывает Ольга Торгашина. – Сам собрался бежать, но его поймали и дали десять лет на Колыме. Как вернулся, пошёл за кладом – а на месте ёлки вырос целый ельник. Искал-искал, да так и не нашёл. До сих пор у нас клад этот ищут, приезжают нумизматы, монеты, кстати, находят. А бабушки-старожилы говорят, что по ночам в церкви видно свечение.
Ишим – это живая история, а рассказ бабы Нюси и ему подобные – готовый материал для экскурсий. В Кузбассе это поняли ещё тридцать лет назад. В конце 1980-х в деревне высадился московско-кемеровский десант историков и архитекторов. Идеологом экспедиции был этнограф, только что защитивший диссертацию по шорцам, директор недавно образованной «Томской писаницы» Валерий Кимеев.
Человек, который создал первый экомузей
Валерий Кимеев родился в селе под Ленинском-Кузнецким, выучился в горном техникуме, отслужил на флоте, затем уехал в Ленинград и поступил в престижный ЛГУ. Окончил кафедру этнографии и антропологии под руководством легендарного Рудольфа Итса – советского этнографа, специалиста в области этнической истории Восточной Азии. Итс в 1960-е проводил полевые исследования среди селькупов и кетов – коренного населения Западной Сибири. И интерес своего воспитанника Кимеева направил в сторону родного тому Кузбасса, заниматься тюркскими племенами Притомья.
Валерий Кимеев вложил в эту работу всю душу – провёл десятки экспедиций, защитил диссертацию по формированию шорского этноса. Его книгу «Шорцы: кто они» переиздавали дважды, её массово покупали сами шорцы, желающие подробно узнать, откуда они, собственно, взялись.
Его друг, журналист Сергей Черемнов писал, что Валерий Кимеев влюбился в Горную Шорию с первой экспедиции, ещё будучи студентом ЛГУ. А став младшим научным сотрудником КемГУ, не вылезал из «полей».
– По нескольку месяцев в году он проводил в экспедициях, занимался изучением этногенеза и этнической истории шорцев, собирал артефакты и сведения об их традиционных занятиях и быте, обычаях и верованиях. После этого – делал сообщения на семинарах, показывал снятые летом фильмы, слайды, экспонаты, собранные для университетского Музея археологии и этнографии, устраивал со студентами театрализованные представления, – пишет Черемнов.
Там, в предгорьях Северного Алтая и верховьях Томи, Валерий Кимеев укрепился в мысли: сохранять историю и самоидентичность этноса нужно через создание музеев под открытым небом. Музеефицировать не только старые предметы, но и здания, и способы охоты и земледелия, и культурные практики – всё, что до сих пор сохранилось в оригинале или поддаётся достоверной реконструкции. И это касается не только малых народов.
Валерий Кимеев вложил в эту работу всю душу – провёл десятки экспедиций, защитил диссертацию по формированию шорского этноса. Его книгу «Шорцы: кто они» переиздавали дважды, её массово покупали сами шорцы, желающие подробно узнать, откуда они, собственно, взялись.
Его друг, журналист Сергей Черемнов писал, что Валерий Кимеев влюбился в Горную Шорию с первой экспедиции, ещё будучи студентом ЛГУ. А став младшим научным сотрудником КемГУ, не вылезал из «полей».
– По нескольку месяцев в году он проводил в экспедициях, занимался изучением этногенеза и этнической истории шорцев, собирал артефакты и сведения об их традиционных занятиях и быте, обычаях и верованиях. После этого – делал сообщения на семинарах, показывал снятые летом фильмы, слайды, экспонаты, собранные для университетского Музея археологии и этнографии, устраивал со студентами театрализованные представления, – пишет Черемнов.
Там, в предгорьях Северного Алтая и верховьях Томи, Валерий Кимеев укрепился в мысли: сохранять историю и самоидентичность этноса нужно через создание музеев под открытым небом. Музеефицировать не только старые предметы, но и здания, и способы охоты и земледелия, и культурные практики – всё, что до сих пор сохранилось в оригинале или поддаётся достоверной реконструкции. И это касается не только малых народов.
Первым опытом стала реконструкция шорского улуса Кезек в «Томской писанице». Сам музей-заповедник создали в 1988 году в основном ради сохранения уникальных наскальных рисунков эпохи бронзы. Кемеровские археологи спасали скалу и мечтали о музее двадцать лет, с конца 1960-х. Кимеев стал директором и проработал два года. Среди прочего он с командой музея организовал перевозку подлинных построек шорцев конца позапрошлого века из труднодоступного посёлка Ближний Кезек. Сейчас эти постройки и предметы составляют ядро шорского этнографического комплекса в Писанице. Попутно команда музея наладила контакты с московскими архитекторами.
Добившись этого успеха, Валерий Кимеев и не думал останавливаться. К 1990 году вокруг него собралась целый, как он говорил, «творческий коллектив» – археологи, этнографы, архитекторы, плотники-реставраторы. Учёный умел налаживать контакты и с чиновниками, и с зарождающимся бизнесом.
– Он умел заручиться поддержкой, – рассказывает профессор кафедры музейного дела КемГИК Татьяна Кимеева. – Они же с этим улусом Кезек совершили невозможное, из горных районов вывезли подлинные шорские постройки. Практически без денег, организовать перевозку им помогали внутренние войска. Валерий Макарович умел так рассказывать, что люди проникались его идеями.
В последующее десятилетие коллектив спроектирует шесть экомузеев: «Тазгол» в затерянном в тайге посёлке Усть-Анзас, «Чолкой» недалеко от Белова, татарский музей «Калмаки» в Юртах-Константиновых, «Тюльберский городок» под Кемеровом, «Брюханово» в селе Красном и тот самый «Ишим».
Добившись этого успеха, Валерий Кимеев и не думал останавливаться. К 1990 году вокруг него собралась целый, как он говорил, «творческий коллектив» – археологи, этнографы, архитекторы, плотники-реставраторы. Учёный умел налаживать контакты и с чиновниками, и с зарождающимся бизнесом.
– Он умел заручиться поддержкой, – рассказывает профессор кафедры музейного дела КемГИК Татьяна Кимеева. – Они же с этим улусом Кезек совершили невозможное, из горных районов вывезли подлинные шорские постройки. Практически без денег, организовать перевозку им помогали внутренние войска. Валерий Макарович умел так рассказывать, что люди проникались его идеями.
В последующее десятилетие коллектив спроектирует шесть экомузеев: «Тазгол» в затерянном в тайге посёлке Усть-Анзас, «Чолкой» недалеко от Белова, татарский музей «Калмаки» в Юртах-Константиновых, «Тюльберский городок» под Кемеровом, «Брюханово» в селе Красном и тот самый «Ишим».
Когда история – это всё вокруг
Фактически Валерий Кимеев стал создателем российской экомузеологии. Цель этого направления в музееведении – сохранить не отдельные артефакты, а целую культуру аборигенов в естественной природной и социальной среде. Конкретно в «Тазголе» – культуру шорцев, в «Чолкое» – телеутов, а в Ишиме – культуру русского старожильческого населения Притомья.
Местные жители, по мысли учёного, должны были втянуться и стать наполовину сотрудниками музея.
– Как он это видел: создать музей, но живой музей, – рассказывает Полина Абрамова, кандидат культурологии, дочь Валерия Кимеева. – Люди, которые живут в селе, начнут вовлекаться в его работу. Даже если они уже далеки от традиции – они вспомнят, что они наследники этой традиции. Как, например, в Шушенском, где музей не дистанцирован от людей. Они живут, возрождают ремёсла и хозяйственные занятия, благодаря этому в музее есть огород, где они выращивают традиционные культуры, в трактире из этих культур готовят для туристов угощения, которые подают в керамической посуде, которую также сделали местные мастера. Это и рабочие места, и аттрактивный музей для туристов, и гостиница. То есть человек приезжает и погружается во всю эту жизнь. В Европе это придумали в 1970-х, такие музеи работали, Валерий Макарович в них бывал и полагал, что получится и у нас.
Сейчас в Кузбассе ни у кого нет сомнений, что туризм может стать экономическим локомотивом депрессивной территории. Шерегеш давно перешагнул за два миллиона туристов в год и переваривает миллиардные инвестиции. Власти не устают принимать новые меры поддержки – например, вот-вот заработает особая экономическая зона «Горная Шория». Но в начале 1990-х экономические перспективы туризма были далеко не столь очевидны. Кроме того, многие элементы в Ишиме предполагалось реконструировать заново. Это было бы не так аутентично, как сохранять подлинные практики бытования у шорцев, но тоже круто. И тоже надо было поторапливаться – пока было что реконструировать.
Местные жители, по мысли учёного, должны были втянуться и стать наполовину сотрудниками музея.
– Как он это видел: создать музей, но живой музей, – рассказывает Полина Абрамова, кандидат культурологии, дочь Валерия Кимеева. – Люди, которые живут в селе, начнут вовлекаться в его работу. Даже если они уже далеки от традиции – они вспомнят, что они наследники этой традиции. Как, например, в Шушенском, где музей не дистанцирован от людей. Они живут, возрождают ремёсла и хозяйственные занятия, благодаря этому в музее есть огород, где они выращивают традиционные культуры, в трактире из этих культур готовят для туристов угощения, которые подают в керамической посуде, которую также сделали местные мастера. Это и рабочие места, и аттрактивный музей для туристов, и гостиница. То есть человек приезжает и погружается во всю эту жизнь. В Европе это придумали в 1970-х, такие музеи работали, Валерий Макарович в них бывал и полагал, что получится и у нас.
Сейчас в Кузбассе ни у кого нет сомнений, что туризм может стать экономическим локомотивом депрессивной территории. Шерегеш давно перешагнул за два миллиона туристов в год и переваривает миллиардные инвестиции. Власти не устают принимать новые меры поддержки – например, вот-вот заработает особая экономическая зона «Горная Шория». Но в начале 1990-х экономические перспективы туризма были далеко не столь очевидны. Кроме того, многие элементы в Ишиме предполагалось реконструировать заново. Это было бы не так аутентично, как сохранять подлинные практики бытования у шорцев, но тоже круто. И тоже надо было поторапливаться – пока было что реконструировать.
Проект, о котором забыли
К 1990 году в деле создания экомузеев Валерий Кимеев заручился поддержкой областных властей. Его начинания поддерживал председатель областного комитета по культуре и туризму Владимир Бедин. Кемеровский областной Совет народных депутатов принял несколько постановлений о финансировании музеев.
Проект обустройства экомузея в Ишиме – это увесистая книга, напечатанная на машинке и вручную прошитая суровыми нитками. Фотографии буквально вклеены, чертежи выполнены тушью. В первый том, оставшийся единственным, входили собранные данные и их анализ, а также историко-архитектурный опорный план. Издателем на обложке значится московская коммерческая компания ТОО «ИНИСОФР», главным автором проекта – московский архитектор Анатолий Афанасьев, а кроме него ещё 13 человек: несколько инженеров и историков, экономист, искусствовед и даже филолог – в роли последнего выступала Татьяна Кимеева. Проект существует в единственном экземпляре и хранится на кафедре музейного дела КемГИКа.
– На проектом работал Валерий Макарович, его единомышленники, архитектор Афанасьев и московская компания, – вспоминает Татьяна Кимеева. – Финансировал проект областной бюджет. Идея была музеефицировать не только Ишим, а целый участок Московско-Сибирского тракта. Реконструировать храм и здания, восстановить методом моделирования ямские станы 18 века. Кимеев опирался на работы французских теоретиков – Жоржа Ривьера, Юга де Варина. Когда музеефицируются объекты, само население принимает в этом живое участие, создаются рабочие места и так далее. Это виделось так: туристы приехали, на лошадях их повезли от станции к станции. Затем – заехали в сам Ишим, пообедали в трактире, посетили церковь, сходили на реку по восстановленной улице с купеческими домами, волостной управой.
В самом проекте авторы описывают предмет охраны по-научному строго: «Историческая часть села с сохранившейся планировочной структурой. Жилая застройка XIX века, отражающая местные традиции сельской архитектуры, украшенная глубокой резьбой. Сохранилось здание волостной управы, купеческая лавка-магазин, жилой дом купца Кербица. Вместе с поймой реки Яя… это историческое ядро села может быть рекомендовано для создания экомузея».
Проект обустройства экомузея в Ишиме – это увесистая книга, напечатанная на машинке и вручную прошитая суровыми нитками. Фотографии буквально вклеены, чертежи выполнены тушью. В первый том, оставшийся единственным, входили собранные данные и их анализ, а также историко-архитектурный опорный план. Издателем на обложке значится московская коммерческая компания ТОО «ИНИСОФР», главным автором проекта – московский архитектор Анатолий Афанасьев, а кроме него ещё 13 человек: несколько инженеров и историков, экономист, искусствовед и даже филолог – в роли последнего выступала Татьяна Кимеева. Проект существует в единственном экземпляре и хранится на кафедре музейного дела КемГИКа.
– На проектом работал Валерий Макарович, его единомышленники, архитектор Афанасьев и московская компания, – вспоминает Татьяна Кимеева. – Финансировал проект областной бюджет. Идея была музеефицировать не только Ишим, а целый участок Московско-Сибирского тракта. Реконструировать храм и здания, восстановить методом моделирования ямские станы 18 века. Кимеев опирался на работы французских теоретиков – Жоржа Ривьера, Юга де Варина. Когда музеефицируются объекты, само население принимает в этом живое участие, создаются рабочие места и так далее. Это виделось так: туристы приехали, на лошадях их повезли от станции к станции. Затем – заехали в сам Ишим, пообедали в трактире, посетили церковь, сходили на реку по восстановленной улице с купеческими домами, волостной управой.
В самом проекте авторы описывают предмет охраны по-научному строго: «Историческая часть села с сохранившейся планировочной структурой. Жилая застройка XIX века, отражающая местные традиции сельской архитектуры, украшенная глубокой резьбой. Сохранилось здание волостной управы, купеческая лавка-магазин, жилой дом купца Кербица. Вместе с поймой реки Яя… это историческое ядро села может быть рекомендовано для создания экомузея».
Кимеев провёл в Ишиме полновесную этнографическую экспедицию – с опросом жителей, измерением расстояний, оценкой сохранившихся объектов и перспектив реконструкции. Параллельно занимался другими проектами – и в конце концов переключился на те, где в процесс включились власти и бизнес. «Тюльберскому городку», например, помогало ОАО «Кокс» и глава Кемеровского района, создание «Тазгола» в Усть-Анзасе нашло понимание и поддержку у главы района Николая Шатилова. В Беково включились местные энтузиасты, и так далее.
– Музея «Чолкой» бы не случилось, если бы не Владимир Ильич Челухоев, – рассказывает Татьяна Кимеева. – Это заслуга в первую очередь самих бачатских телеутов. У них была как бы тяга к созданию экомузея, они вышли за стены здания и начали реконструировать пространство.
«Ишим» же оставался на бумаге, а выявленные культурные объекты исчезали. Улицу перестроили, купеческий дом сгорел, здание управы развалилось, свод храма продолжал осыпаться.
– Музея «Чолкой» бы не случилось, если бы не Владимир Ильич Челухоев, – рассказывает Татьяна Кимеева. – Это заслуга в первую очередь самих бачатских телеутов. У них была как бы тяга к созданию экомузея, они вышли за стены здания и начали реконструировать пространство.
«Ишим» же оставался на бумаге, а выявленные культурные объекты исчезали. Улицу перестроили, купеческий дом сгорел, здание управы развалилось, свод храма продолжал осыпаться.
Ишим, которого не будет
В 2024 году три музея, созданных по инициативе Валерия Кимеева, продолжают работу. В усть-анзасский «Тазгол» летают на вертолёте туристы из Шерегеша, «Чолкой» погружает в телеутскую культуру и российских школьников, и иностранных аспирантов. «Тюльберский городок» был местом масштабных этнических фестивалей и местом практики студентов-археологов. Правда, в последние годы без внимания властей в нём тихо, а проезжую дорогу для туристов так и не построили – чтобы добраться до музея, по-прежнему нужен внедорожник или лодка.
Ни один из спроектированных Валерием Кимеевым экомузеев не вырос до масштабов, которые закладывал учёный в проектах. Причины он успел подробно проанализировать сам – в собственной диссертации и научных статьях. В первую очередь это недостаток финансирования и невнимательность местных властей, во вторую – нехватка организаторов, низкая вовлечённость местных жителей и бизнеса.
– [Полностью] реализован только экомузей «Тазгол», – говорит Татьяна Кимеева. – К сожалению, власти к нему особого внимания не проявляют, там тоже беда. Там, например, был единственный памятник, связанный с работой Алтайской духовной миссии [в XIX веке] – миссионерский стан. В прошлом году Полина Валерьевна с магистрами ездила туда в экспедицию – и увидела, что памятник по сути уничтожен. Здание ещё стоит, но восстановлению не подлежит. Не стали власти вкладываться, а ведь этот стан построен в 1860-е годы при содействии миссионера Василия Вербицкого. Ну и сам экомузей, можно сказать, влачит своё существование. То есть пока был такой пассионарий Валерий Макарович, пока местные жители принимали участие, он развивался. Сейчас – нет.
В Ишиме центральный объект и точка, с которой могло бы начаться создание музея, – Спасская церковь. В 2014 году даже нашлись спонсоры, готовые заняться восстановлением храма, вопрос обсуждали и на уровне епархии РПЦ. Однако вклад бизнеса ограничился благотворительностью, и в селе установили сначала поклонный крест, а затем – небольшую часовню у развалин храма. Этого вполне достаточно, чтобы закрыть религиозные потребности села, в котором живут чуть больше трёхсот человек. Но с идеей музея не пересекается никак.
Ни один из спроектированных Валерием Кимеевым экомузеев не вырос до масштабов, которые закладывал учёный в проектах. Причины он успел подробно проанализировать сам – в собственной диссертации и научных статьях. В первую очередь это недостаток финансирования и невнимательность местных властей, во вторую – нехватка организаторов, низкая вовлечённость местных жителей и бизнеса.
– [Полностью] реализован только экомузей «Тазгол», – говорит Татьяна Кимеева. – К сожалению, власти к нему особого внимания не проявляют, там тоже беда. Там, например, был единственный памятник, связанный с работой Алтайской духовной миссии [в XIX веке] – миссионерский стан. В прошлом году Полина Валерьевна с магистрами ездила туда в экспедицию – и увидела, что памятник по сути уничтожен. Здание ещё стоит, но восстановлению не подлежит. Не стали власти вкладываться, а ведь этот стан построен в 1860-е годы при содействии миссионера Василия Вербицкого. Ну и сам экомузей, можно сказать, влачит своё существование. То есть пока был такой пассионарий Валерий Макарович, пока местные жители принимали участие, он развивался. Сейчас – нет.
В Ишиме центральный объект и точка, с которой могло бы начаться создание музея, – Спасская церковь. В 2014 году даже нашлись спонсоры, готовые заняться восстановлением храма, вопрос обсуждали и на уровне епархии РПЦ. Однако вклад бизнеса ограничился благотворительностью, и в селе установили сначала поклонный крест, а затем – небольшую часовню у развалин храма. Этого вполне достаточно, чтобы закрыть религиозные потребности села, в котором живут чуть больше трёхсот человек. Но с идеей музея не пересекается никак.
У Ольги Торгашиной в библиотеке – свой мини-музей Ишима. Предметы быта, предвоенные фотографии, уцелевшая икона из храма, в великой тайне сохранённая от властей и переданная старожилами. Ольга с горечью перечисляет культурные объекты, уже утерянные безвозвратно: сгорел в 2018 году подлинный купеческий дом, умерли старожилы, проданы местными жителями монеты, иконы, кресты.
– В 2007 году вели водопровод по дороге за храмом – никто не знал, а там было кладбище. Получается, ездили по останкам. Вот вещи оттуда передали в библиотеку. Были у нас два купеческих дома, но остался, к сожалению, всего один. Я вышла на работу в библиотеку в 2004 году и начала потихоньку собирать всё это. Сколько тогда ещё было старожилов! Поспрашивать бы тогда… сколько неразгаданных загадок, историй!
Музееведы полагают, что сама идея экомузея в Ишиме вполне жизнеспособна, хотя проект Кимеева за 35 лет, конечно, актуальность потерял.
– Проект нуждается в значительной переработке, – говорит Полина Абрамова. – Многие объекты в Ишиме с тех пор утрачены, в музееведении появились новые подходы и так далее. Но если мы представим, что нашлись энтузиасты, заручились поддержкой властей, нашли финансирование, то всё реально. Посмотрите на Свияжск, который стоял никому не нужный, брошенный. Потом появились люди, которые нашли деньги, партнёров, и буквально за несколько лет он стал крупным туристическим центром.
Сейчас мы знаем, что в распадающемся СССР в 1990 году идеи Валерия Кимеева опережали время. В 2024 году, когда налицо Шерегеш, а частные предприниматели открывают для туристов сыроварни, идея экомузея в Ишиме не выглядит чем-то глубоко теоретическим. Оценить привлекательность маршрута и объём необходимых инвестиций, степень и срок окупаемости, возможности участия в госпрограммах – рутинная, в общем-то, работа. Не хватает, кажется, только таких людей-локомотивов, каким был Валерий Кимеев. Может, по итогам оценки проект туристского объекта в Ишиме и не окажется перспективным. Но пока даже и оценивать не брался никто.
Текст: Вячеслав Ворожейкин
Фото: Александр Денисов / A42.RU
– В 2007 году вели водопровод по дороге за храмом – никто не знал, а там было кладбище. Получается, ездили по останкам. Вот вещи оттуда передали в библиотеку. Были у нас два купеческих дома, но остался, к сожалению, всего один. Я вышла на работу в библиотеку в 2004 году и начала потихоньку собирать всё это. Сколько тогда ещё было старожилов! Поспрашивать бы тогда… сколько неразгаданных загадок, историй!
Музееведы полагают, что сама идея экомузея в Ишиме вполне жизнеспособна, хотя проект Кимеева за 35 лет, конечно, актуальность потерял.
– Проект нуждается в значительной переработке, – говорит Полина Абрамова. – Многие объекты в Ишиме с тех пор утрачены, в музееведении появились новые подходы и так далее. Но если мы представим, что нашлись энтузиасты, заручились поддержкой властей, нашли финансирование, то всё реально. Посмотрите на Свияжск, который стоял никому не нужный, брошенный. Потом появились люди, которые нашли деньги, партнёров, и буквально за несколько лет он стал крупным туристическим центром.
Сейчас мы знаем, что в распадающемся СССР в 1990 году идеи Валерия Кимеева опережали время. В 2024 году, когда налицо Шерегеш, а частные предприниматели открывают для туристов сыроварни, идея экомузея в Ишиме не выглядит чем-то глубоко теоретическим. Оценить привлекательность маршрута и объём необходимых инвестиций, степень и срок окупаемости, возможности участия в госпрограммах – рутинная, в общем-то, работа. Не хватает, кажется, только таких людей-локомотивов, каким был Валерий Кимеев. Может, по итогам оценки проект туристского объекта в Ишиме и не окажется перспективным. Но пока даже и оценивать не брался никто.
Текст: Вячеслав Ворожейкин
Фото: Александр Денисов / A42.RU
