Запрещенное "ТРИВА"

Трое новокузнецких фотографов, объединенных в творческую группу "ТРИВА", в начале 1980-х годов были уволены с Кузнецкого металлургического комбината за "антисоветские" фотографии. Владимир Воробьев, Владимир Соколаев и Александр Трофимов делали снимки, которые нельзя было найти на страницах газет – они фотографировали повседневную жизнь советских  людей. Коллекция группы "ТРИВА" насчитывает более 2000 работ, что представляет собой серьезную подборку исторического материла. В 2014 году проект "ТРИВА" номинирован на премию Государственного центра современного искусства.

"Газета Кемерова" связалась с Владимиром Соколаевым и попросила фотографа рассказать, как их увольняли с работы и чем фотографии не понравились партии.

Посмотреть работы "ТРИВА" можно в фотогогалерии "Газеты Кемерова".

– Владимир, в чем заключалась ваша работа в группе технической фотографии на киностудии "КМК-фильм"?

– Технической фотографией мы никогда не занимались. По факту мы занимались идеологической фотографией по заданию заводского комитета партии. Но прежде всего мы снимали документальные фильмы, пропагандирующие на заводе пафос социалистического человека.    

В нашем распоряжении находилось все пространство металлургического комбината: 10-12 квадратных километров, около 30 цехов и 20 тысяч работников. Никто, кроме нас, не мог снимать на режимном предприятии.

Владимир Соколаев

– Зачем вы создали группу "ТРИВА"?

 – Мы разошлись с клубом по интересам и ушли в свободное плавание, поскольку увлеченность фотографией обязывала нас быть другими: больше снимать. Кроме того, мы не сошлись с клубом в оценке наших фотографий: мы считали, что они, мягко говоря, неплохие, а там так не считали.

А группа "ТРИВА" появилась, потому что в Советском союзе посылать фотографии за рубеж было не возможно без гербовой печати на списках фотографий. Чтобы получить гербовую печать, нам нужен был статус организации. За одним из чаепитий мы решили объединиться и из трех фотографов создать  "Творческое фотографическое объединение профессиональных фотографов "ТриВА". Три – два Владимира и Александр. И мы написали устав, зарегистрировались и затем с  выставочными фотографиями появились в кабинете замдиректора комбината. Сначала мы сказали правильные слова о советском человеке и своем желании прославлять его труд за границами нашей Родины. Затем разложили фотоработы на столе и предложили руководителю помочь отправить их за границу, то есть поставить свою подпись и гербовую печать на первой группе посылок. Он посмотрел фотографии, увидел, что большинство из них ему знакомы по выставкам и всяким заводским стендам и расписался на всех. Так заработал наш фотомост "Сибирь – зарубеж".

– А с чем было связано недовольство вашими фотографиями в фотоклубе?

– Новокузнецкий клуб тоже исповедовал документальную фотографию. Но к документу можно подходить по-разному. Можно снимать на улице бабушек, греющихся на солнце, играющих детей, улыбающихся женщин. Этим была полна советская фотография.

Но существует и другая сторона жизни – человек не всегда улыбается.  Он иногда достаточно серьезно относится к своей собственной работе, нахмурен, сосредоточен и испытывает другие чувства и ощущения. Он не только греется на солнце, он – рожает, он ест в столовой, он… живет! Вот таких фотографий в советское время и не было, а они нас интересовали. А в клубе были ребята, заточенные под светское фото: больных, скользких тем они не касались.

У нас были очень разнообразные фотографии, и это не нравилось членам клуба. Тем более работы завоевывали разные награды, а в клубе существовали люди, которым хотелось, чтобы только их фото были хорошими.

– Вы говорите, что всегда свободно снимали людей за их работой. А было такое, что вас куда-то не пустили?

– Такая ситуация случилась лишь однажды, когда меня попросили больше не снимать и не приходить – в 1987 году, когда я  второй раз снимал в доме ребенка. Дом ребенка – это организация достаточно закрытая: у нас же инвалидов не существовало в Советском союзе, такая проблема не признавалась. Поэтому туда довольно трудно было попасть. Я впервые снимал там в 1981 году и очень удачно, а в 1987 году, когда на нас уже стояло клеймо диссидентов, главврач мне отказала. Я тогда ей сказал, что принесу документ, что разрешено снимать. А она говорит: "я все равно не  пущу". Вот это единственный раз был. Все остальное время, куда бы мы ни приходили, везде добивались своего и спокойно снимали то, что мы хотели.

Газоспасатели. Горячий ремонт доменной печи. КМК. 1.06.1979. В начале ремонта домны на ее колосниках работать без дыхательных приборов невозможно из-за смертельного содержания в воздухе доменного газа.

– То есть никто не противился съемке?

– Понимаете,  мы были очень известными в городе. Потому что когда дважды в год проходили демонстрации, мы находились в зоне, куда пускали только прессу и партийных работников.  Руководство предприятий видело, что мы – люди, которые могут туда попасть. Потому препятствий у нас и не было, фейсконтрол проходили везде.

– Как вы узнали о том, что ваши фотографии вызвали недовольство компартии?

– Началось все с перехода на очередную ступень выставок  – от социалистических стран к капиталистическим. В конце 1980 года в наши руки попали фотокопии страниц зарубежных журналов с адресами фотовыставок и фотосалонов Японии, Франции, Голландии, Испании, США, Малайзии и других. По заведенной традиции мы отправили на некоторые из адресов запросы на участие. Одновременно, заполучили формуляр на участие в самом престижном фотоконкурсе журналистской фотографии WORLD PRESS PHOTO. Хоть наши фотографии, строго говоря, не были журналистскими, так как никогда не заказывались прессой и не публиковались, некоторые из них, по нашему мнению, имели шанс попасть в коллекцию WPP. Мы решили попробовать поучаствовать и отнесли посылки на почту.

"Праздник Масленицы у шахтеров", Новокузнецк, 1984 год.

Через три недели мне позвонил корреспондент ТАСС Анатолий Кузярин, наш давний знакомый, и предложил встретиться. Он сообщил, что наши фотографии каким-то образом попали в горком партии. Его вызывали в горком в качестве эксперта по нашим фотографиям. И поскольку он нас знал и хорошо относился, сказал, что фотографии хорошие, и не собирается их оценивать.

Когда узнали, что ожидается проверка, мы, как умные мальчики, сразу все прошерстили. Постарались выбросить фотографии, которые не относятся к работе. Хорошо напечатанные фотографии мы вынесли домой, а карды с техническим браком сожгли.  Владимир сжег на даче чемодан книг – самиздат. Довольно серьезная литература, за которую можно было и срок схлопатать.

"Венок для собаки". Дети пришли в школу и увидели собаку, которую решили одарить цветами.

– Когда стало ясно, что вас уволят?

– Приехал человек из обкома партии – руководитель идеологического отдела – посмотрел на фотографии, выслушал нас. А потом почти ничего не значащими фразами обозначил нам, что те фотографии, которые мы посылаем за рубеж, могут быть истолкованы двояко, что может нанести вред престижу и авторитету советского государства. Мы, конечно, согласились, что руководитель отдела идеологии лучше знает, какие фотографии нанесут ущерб престижу, а какие нет. Нам с ним спорить было бесполезно.

Потом это человек пришел с этими выводами в заводской комитет партии и сказал, что решением обкома эта группа должна быть из комбината уволена, "а вы, вы и вы получаете строгий выговор за то, что проглядели, прошляпили". Но поскольку мы ничего не нарушили (посылали свои фотографии обычным путем, который принят в стране, через советскую почту, соблюдая все формальности), то к нам претензий никаких не должно было быть. Нас довольно долго увольняли, но и репрессий потом никаких не последовало, что порадовало. Все негативы остались у нас, ими кроме первого секретаря горкома никто не заинтересовался: он обращался в КГБ, чтобы эти негативы изъяли. На что председатель комитета сказал: "извините, они ничего не нарушили, тайны не выдали". Нас увольняли долго, целый год. Меня не могли уволить по КЗОТУ, потому что я учился в институте и был дипломником.

Приемное хирургическое отделение. Дежурная бригада на первичной обработке пострадавшего. Горбольница № 1. Апрель 1978.

– Вы искали у кого-нибудь поддержки?

– Мы решили рассказать обо всем в редакции "Советского фото", в котором в то время выходила статья о нас. Редакторское кресло журнала много лет занимала Ольга Васильевна Суслова, невестка "главного идеолога" Советского Союза Михаила Суслова. Володя Воробьев написал "СПРАВКУ о работе фотогруппы "ТРИВА", в которой изложил произошедшую с нами историю. Проездом на сессию, через Москву в Питер, я зашел в редакцию "СФ", рассказал пару слов о ситуации в отделе фотолюбительства его заведующему и парторгу журнала Михаилу Леонтьеву и поинтересовался, на месте ли редактор. Узнав, что на месте, прорвался в ее кабинет. Она сказала, что прекрасно помнит наши великолепные фотографии. Я поблагодарил и посетовал на то, что именно за эти фотографии нас увольняют с завода,  считают их порочащими честь и достоинство советского человека. Она ответила: "Езжайте и учитесь спокойно, мы разберемся…"

Спустя некоторое время я позвонил из Ленинграда в Новокузнецк, и Воробьев рассказал мне, что активные действия со стороны администрации прекратились, а знакомые из местного "комитета ГБ" сообщили, что из Москвы пришло указание оставить нас в покое.

– Как сложилась судьба участников группы после ее закрытия?

– После того как нас закрыли, Александр Трофимов устроился на работу в строительную организацию, где проработал много лет. А мы с Володей Воробьевым пошли работать к геологам, куда нас с удовольствием взяли и там проработали еще пять лет. В 1990 году я перестал заниматься социальной тематикой. Потом через какое-то время мы с Владимиром увлеклись ландшафтной фотографией, затем серьезно занимались философией.

Сын пастуха. Село Белогородка Мариинского района. 15.09.1979.

– Сегодня вы встречаете негативную реакцию на фотографии?  

– Каждый человек воспринимает визуальный образ по-своему, в меру своего воспитания, образования. К фотографиям полярные мнения наблюдаются в комментариях – это естественно.  Когда люди приходят на выставку и смотрят весь объем фотографий, весь негатив отпадает. Кто-то, допустим, говорит, что фотографы относились предвзято, но если он увидит 200 фотографий – сразу его мнение изменится. По одной фотографии судить о времени невозможно, потому что даже в вашем дне есть счастливые моменты и те, о которых вы бы не хотели помнить.