Море, не цвети: почему на Беловском тонут люди и разрастаются водоросли

Беловское водохранилище ежегодно попадает в сводки новостей по невесёлым поводам: вода зарастает водорослями, а в технологическом канале электростанции тонут люди. Это происходит регулярно, и потому кажется, что у проблемы должно быть очевидное решение.

Корреспондент A42.RU побывал на водоёме, поговорил с жителями и руководством ГРЭС и рассказывает, почему очевидного решения нет. А есть клубок противоречий: водоохранное законодательство, в одночасье ставшие нелегальными дачи, издержки туризма и спор о границах ответственности предприятия, порой звучащий как эхо советского времени.

Можно ли безопасно купаться в Беловском море и где? Действительно ли вода «цветёт» и плохо пахнет? Рады ли местные жители туристам? Ответы — в нашем материале.

Море или пруд-охладитель

В пятидесятых годах в Кузбассе активно строили новые шахты и фабрики, росло население, регион испытывал острый дефицит электроэнергии. Чтобы его компенсировать, с 1955 по 1964 годы между севером и югом области на реке Иня построили гигантскую Беловскую государственную районную электростанцию — сегодня она вырабатывает почти треть всей электроэнергии Кузбасса. За счёт строителей и работников ГРЭС разросся посёлок Инской.

ГРЭС вырабатывает электричество, сжигая уголь, а для охлаждения и конденсации пара турбин ей нужно огромное количество воды — десятки миллионов кубометров. Поэтому в 1962 году строители возвели 15-метровую плотину, запрудив пойму Ини — получился пруд-охладитель площадью почти 14 квадратных километров. Его-то и прозвали Беловским морем.

В советское время водоём был и по сию пору остаётся популярным местом отдыха для жителей беловской агломерации и всего Кузбасса. Однако жители всё чаще жалуются, что вода с каждым годом быстро зеленеет и зарастает травой. Ежегодные трагедии на технологическом канале, которые смакуют СМИ, тоже не добавляют картине позитива.

Тёплая река или технологический канал

Из столицы Кузбасса до Инского по новой автостраде легко доехать за час. Накинув полчаса на утренние пробки, я выехал полдевятого — и к десяти уже стоял на берегу технологического канала Беловской ГРЭС. Именно здесь периодически тонут люди — и взрослые, и дети.

Канал я представлял длинным глубоким бассейном в бетонном русле, со шлюзами, торчащей арматурой и колючей проволокой по периметру. И глубоко заблуждался: техногенный характер очевиден только в начале, где вода действительно изливается из шлюза недалеко от проходной ГРЭС.

Далее водоём похож на тихую речку с травянистыми берегами, глубиной два-три метра и шириной в десять — можно переплыть в два гребка. И люди регулярно переплывают, хотя таблички о том, что купание здесь опасно, стоят едва ли не каждые сто метров.

Забор или свободный проход

По моей просьбе Юрий Буданов устраивает целую экскурсию от точки забора воды и до её сброса.

Начинается экскурсия с подводящего канала. Он относительно короткий, обнесён забором и упирается в здание очистных вращающихся сеток — они фильтруют крупный мусор. Пройдя сквозь сетку, вода протекает в закрытую часть подводящего канала, по длине которого вдоль корпуса станции работают три насосных станции, каждая обслуживает по два энергоблока.

Остудив турбины и потому нагревшись, вода сходит обратно в водохранилище. А чтобы она перед этим по максимуму остыла, и устроен длинный — около шести километров — отводящий канал.

Мы едем по дороге вдоль канала. С Юрием регулярно здороваются прохожие — половина посёлка трудилась на ГРЭС, а он работает там уже тридцать лет. Первые три километра канал протекает по посёлку — по правую руку за зарослями ивняка видны многоэтажки, по левую — заборы одноэтажных домов, от них до воды от силы метров двадцать. Почти от каждого — тропинка к берегу. Дома выглядят основательно, но по словам Юрия, это не постоянное жильё, а дачи. Садовые товарищества с характерными названиями «Приморье», «Дачник» или «СНТ № 4» прилегают к каналу почти по всей длине, сначала дома стоят часто, потом — реже. Технологический канал использовали в хозяйственных целях фактически с момента постройки ГРЭС. Местные жители рыбачили здесь, отдыхали, брали воду для полива. И купались, конечно, тоже, хотя это всегда было небезопасно: в канале меняется скорость течения, и потоки воды с разной скоростью образуют завихрения и даже, по словам местных, воронки.

Когда в 2019 году в такой воронке утонула мать с дочерью, с новой силой разгорелись споры о том, как предотвращать трагедии. Одна из идей — обязать ГРЭС оградить канал сплошным забором. На месте я понимаю, что придумать её мог только тот, кто канал не видел: длина забора тогда должна составить астрономические 12 километров. По словам Юрия Буданова, его мало установить — нужно будет обслуживать и ремонтировать, а скорее всего ещё и охранять от любителей красть металлолом. Но самое главное — предотвратить несчастные случаи забор вряд ли поможет.

— Как вы себе это представляете? Люди пятьдесят лет у канала жили, рыбачили, отдыхали — и в одночасье перестанут? Будет огромное недовольство, и лазить через него будут всё равно. И если кто-то начнёт тонуть, забор, наоборот, может помешать его спасти, — говорит Юрий Буданов.

Для установки забора нужны юридические основания — как минимум проект. Но по проекту никакого забора нет. Если его поставить, у органов правопорядка возникнут вопросы уже к ГРЭС. И это не просто предположение: несколько лет назад ГРЭС уже устанавливала ограждение на небольшом участке. Неподалёку утонул нетрезвый мужчина. Следователи, по словам Юрия, отмечали, что несогласованное ограждение могло помешать спасти человека.

Это не единственная юридическая проблема, унаследованная со времён распада СССР. Целая улица дачного посёлка очевидно находится в водоохранной зоне. С одной стороны, жить там нельзя, с другой — дома построены легально задолго до принятия Водного кодекса и уже никуда не денутся. Из-за их шаткого правового статуса порой возникают конфликты.

Одна из местных жительниц рассказала, что её пожилая родственница попыталась купить дачу рядом с каналом. Подремонтировала домик, засадила огород — а потом к ней пришли и сказали съезжать, потому что постройка не оформлена надлежащим образом, а земля принадлежит муниципалитету.

Нельзя сказать, что ГРЭС ничего не делает для ограничения доступа к каналу. Весь берег утыкан запрещающими табличками. По словам начальника ПТО, сотрудники регулярно разъясняют запрет безответственным купальщикам, а штрафовать их имеет право только полиция. В планах руководства — перекрыть автомобильную дорогу примерно на середине канала, там, где заканчивается последний по этому берегу дачный посёлок. Чтобы хотя бы так сократить пространство для риска.

ГРЭС или государство

В советское время водохранилище целиком было в сфере ответственности ГРЭС. Как, впрочем, и весь посёлок вкупе со школой, дорогами, коммунальным хозяйством, дачами и турбазами. В тёплой воде технологического канала сотрудники ГРЭС ещё в советское время обустроили рыбное хозяйство, многими тоннами щебня укрепляли осыпающиеся берега, выкашивали камыш. Местные старожилы рассказывают, что даже купоросили воду, чтобы сдержать рост водорослей, но это уже больше похоже на байку: чтобы эффективно обработать такой объём воды, количество медного купороса должно исчисляться тысячами тонн.

— Во времена СССР крупные предприятия отвечали за жизнь людей в комплексе, — рассказывает Юрий Буданов. — Обустраивали дороги, обеспечивали детские сады, вывозили детей на отдых, и так далее, и тому подобное. Начальник электростанции был как маленький губернатор. Люди к этому привыкли и до сих пор считают, что ГРЭС всё может и всё должна. Доходит до курьёзов, например, на общественных слушаниях по расширению золоотвала один говорит: у меня нет угля, привезите мне на зиму. Второй требует воду ему провести. А потом женщина встаёт и говорит: а я вот одна с детьми, не замужем, что мне с этим делать?

Логика жителей такова: электростанция использует водоём и дороги, от неё дым и пыль. И потому пусть помогает посёлку.

— Конечно, ГРЭС помогает посёлку, — подчёркивает Юрий. — СГК занимается благотворительностью. Деньги, которые выделяет компания, распределяет администрация. Не всегда они идут именно на нужды Инского. Местной администрации виднее, где помощь нужнее в каждый конкретный момент.

После распада СССР водоём не мог принадлежать одной ГРЭС: кроме неё, на берегах расположены туристические базы, дачные посёлки и целых три деревни — Коротково, Поморцево и Менчереп. Поначалу водохранилище ещё находилось в обособленном пользовании, но с 1998 года стало «поверхностным водным объектом общего использования комплексного назначения» — этот статус почти не отличается от естественного водоёма. С тех пор ГРЭС отвечает только за подводящий и отводящий канал. Даже рыбное хозяйство — непрофильный актив — выделили и продали как отдельное юрлицо, которое никакого отношения к ГРЭС больше не имеет.

— Не знаю, хорошо ли это, — качает головой Юрий Буданов. — Раньше мы укрепляли берега, проводили другие работы. Теперь этого не делает никто.

С посёлком электростанция теперь — как те разведённые супруги, вынужденные жить на одной жилплощади. Хватает и взаимных претензий, и взаимных обязательств.

Позднее на берегу я увидел масштаб работ: большие кубы из щебня, закрытые сеткой, вросли в береговую линию на протяжении нескольких сот метров. Вряд ли это единственный участок: ГРЭС укрепляла берег везде, где он осыпался. Теоретическая эрозия берегов приводит к обмелению водоёма и разрастанию растительности. Исследований о том, насколько это значимая проблема для Беловского моря в 2021 году, найти не получилось.

Рыбное хозяйство: водоросли или лёд

Мы подъезжаем к концу канала. Там, где он впадает в водохранилище, расположилось рыбное хозяйство. Благодаря каналу вода здесь не замерзает круглый год, и рыбу можно выращивать в больших открытых садках. Садков больше сотни, они аккуратно пронумерованы, над каждым установлены кормушки, большая часть — автоматические, выдают корм по времени. Остальные работают «по требованию»: рыба трётся о палочки спиной, и корм выпадает в воду.

Карпа, амура, сома и осетра отсюда закупают магазины со всего Кузбасса и соседних областей. Активно продают рыбу в собственном магазине у проходной ГРЭС, несмотря на кусачую цену — ненамного меньше, чем у красной рыбы в сетевых магазинах.

— Последнее время у нас много клиентов из организаторов платной рыбалки, — рассказывает рыбовод Александр. — Покупают и мальков для зарыбления, и крупного карпа весом десять и больше килограммов, чтобы в их прудах водились трофейные экземпляры и давали потомство.

Изредка садки повреждаются, и рыба из рыбхоза попадает в основное водохранилище. Местные рыбаки об этом наслышаны и активно осваивают окрестные берега в надежде выловить сбежавшие трофеи. С теми же чаяниями над рыбхозом кружат чайки.

В его нынешнем виде рыбное хозяйство без ГРЭС существовать не сможет. Экологи называют влияние ГРЭС на водоём тепловым загрязнением, поскольку повышение температуры стимулирует рост мелких водорослей и планктона, увеличивает концентрацию органических веществ в воде. Однако назвать это влияние исключительно негативным нельзя: постоянная циркуляция обогащает воду дефицитным зимой кислородом, а подогрев облегчает рыбе жизнь — и «хозяйственной», и «дикой».

Чтобы уменьшить зарастание водоёма, Беловская ГРЭС на собственные средства каждый год высаживает в него многие тонны растительноядной рыбы, прежде всего белого амура. Закон этого не требует, это инициатива и добрая воля «Сибирской генерирующей компании». Вероятнее всего, скоро этой практике настанет конец.

— По действующим законам мы должны компенсировать ущерб водному объекту другим способом: установить технику, отпугивающую рыбу от подводящего канала, затем оценить фактическое количество гибнущей рыбы, а после вносить соответствующие размеру ущерба выплаты в общий региональный фонд, — объясняет Юрий Буданов. — Эти средства государство имеет право направить на компенсационные мероприятия вовсе не на Беловском море, а, например, на Оби или Томи. Установка техники и компенсационные выплаты — дело обязательное по закону и затратное. Потому в дальнейшем мы вряд ли сможем позволить себе ещё и ежегодное зарыбление.

Парадоксально, но выходит, когда электростанция будет всё делать строго по закону, Беловскому морю это не пойдёт на пользу. Если зарыбление прекратить, популяция белого амура начнёт уменьшаться, и травы станет только больше.

Цивилизованный отдых или дикий туризм

Оставив канал, мы едем по местным туристическим местам. Первое — бухта «Ассоль», построенная в 2020 году ко Дню шахтёра. Тогда в бухте проходил заключительный этап Кубка России по триатлону и этап чемпионата мира по плаванию на открытой воде, приезжали больше ста спортсменов со всего мира. Под важное событие отремонтировали дороги, обустроили большой парк, парковку и кафе, берег засыпали песком, выделили кемпинг. Год спустя всё это стоит красивым, чистым и… абсолютно нетронутым. Фактически бухтой почти никто, кроме спортсменов, не пользовался: к моменту постройки в мире бушевала пандемия коронавируса. Мы и попасть-то в неё смогли чудом: охранник смилостивился и пустил нас за полосатые ленты, узнав, что мы — журналисты из областного центра. Если к следующему лету ограничение снимут, бухта выглядит привлекательным вариантом отдыха. Дневной пропуск на автомобиль, судя по табличке, стоит 250 рублей, а пешком можно пройти бесплатно.

Второе популярное место — пляж «Золотые пески» в деревне Коротково. Дорога туда ведёт через плотину ГРЭС длиной около полукилометра. На пляже — стандартный набор развлечений: шезлонги, водные горки, катамараны, мангальная. Проход открыт, но на пляже всё равно никого нет.

— Вы просто в будний день приехали, да и погода пасмурная, — объясняет хмурая женщина, продающая билеты.

Почему один пляж из-за пандемии закрыт, а второй открыт, осталось для меня тайной.

«Дикие» туристы на пляжах и турбазах не останавливаются, а встают дальше, на неухоженных берегах и около деревень. Чтобы узнать об этом побольше, я еду в Поморцево. За километр до деревни берег основательно изгажен: мусор, часто разбросанные костровища, многократно дублирующиеся дороги, накатанные по полю.

И в Поморцеве, и в Менчерепе есть по одной большой турбазе и несколько маленьких. Нельзя даже точно сказать, сколько — по словам местных жителей, многие работают без документов, то есть попросту незаконно.

— Обустраивают баню, ставят несколько летних домиков и готово. Музыка у них, шум, мусор. Септиков никаких, естественно, нет, содержимое туалетов наверняка попадает в озеро, — сетует дедушка с удочкой на берегу.

Следы стихийного отдыха продолжаются и в деревне. По центральной улице доезжаю до берега — хватает мусора и тут.

— Никакого житья нам от приезжих нет, — жалуется Любовь Мальцева, майор милиции на пенсии, которая живёт в деревне с 1988 года. — Едут и едут, паркуются прямо на клумбах, пионы мне передавили. Регулярно перегораживают проезд по улице машинами, мусор бросают, шумят. Большинство соседей недовольны, а один удумал на этом заработать: притащил по озеру из Менчерепа баню, поставил её прямо на воде у берега и сдаёт за денежки приезжим. Никаких, естественно, бумаг нет у него, это даже не постройка. Приезжих за нашими огородами ещё больше стало.

На баню я спустился посмотреть: действительно, под крутым берегом на плотике из брёвен и бочек стоит небольшой домик с трубой.

По словам Любови, жители неоднократно жаловались в администрацию и в полицию, но управы на нелегальный бизнес и незваных гостей посёлка не нашлось.

— В девяностые тут было тихо, мы с мужем домик купили, надеялись на старости лет на природе пожить, — сетует Любовь. — Обустраивали тут всё, цветы и деревья высаживали, берег облагораживали. Дети на катамаране на остров катались. Теперь шум, мат, костры, музыка. Да и вода не такая, как прежде: приплывают водоросли, нарастает камыш.

Я спрашиваю у Любови, каким она видит решение проблемы. Женщина пожимает плечами: запретить туристам проезд, штрафовать за костры и шум, отправлять их на турбазы дальше по берегу. Турбазами, впрочем, она недовольна тоже.

— Всю дорогу разбили, а когда её ремонтировать будут — никто не знает. Вот взять бы всех собственников турбаз на том берегу да и обязать скинуться на дорогу. Это же их клиенты по ней ездят, это же они на дороге зарабатывают, — сердится сельчанка.

Деревня или разрез

На обратном пути через Коротково заезжаем в местный магазин. Интерьер колоритный: прилавки, холодильники, кассу и самого продавца закрывает сплошная, от пола до потолка, железная решётка. Продавщица объясняет: попадаются на деревне хулиганы, «буйные алкаши», от них и защита.

Узнав, что мы журналисты и пишем о водохранилище, воодушевляется.

— Ребята, спасайте наше море, — говорит проникновенно. — Разрез же у нас тут хотят строить.

Речь идёт о разрезе у села Менчереп, на который в 2016 году получила лицензию компания «Стройпожсервис». Компания планировала разработку открытым способом с километровой защитной полосой. Жители начали бурную кампанию в защиту посёлка, судебные дела длились до 2019 года. В итоге лицензию у угольщиков забрали.

— Вопрос строительства угольного предприятия вблизи Беловского водохранилища решён. Лицензия КЕМ 01971 изъята у предприятия, строительства угольного разреза не будет, — заявил тогда замгубернатора Андрей Панов.

Сельчане, по словам продавщицы, всё равно сохраняют настороженность.

— Это они пока из-за шумихи отменили, — говорит она. — А как всё стихнет — заново возьмутся.

Однако пока для скепсиса не видно оснований: за два года с тех пор на участок больше никто не претендовал.

Неограниченная свобода или комплексное управление

Я ездил и ходил по берегам водохранилища целый день — и сравнивал то, что вижу, с тем, что пишут и говорят в СМИ.

ГРЭС на берегу Беловского моря представлялась мне грязным предприятием, этаким Карабасом-Барабасом, которое загрязняет естественный водоём. Это неправильная картина по двум причинам. Во-первых, без Беловской ГРЭС никакого моря вообще бы не было — его создали исключительно ради работы электростанции. Во-вторых, химического загрязнения внутри станции не происходит: пройдя через сетку для мусора, вода течёт по трубам, нагревается там и выливается обратно. Ни реагентов, ни ультрафиолета, ни радиации. Меняется только температура.

Вероятно, на зеркало водохранилища оседают выбросы огромных труб ГРЭС, пыль золошлаковых отвалов и перевозящего уголь транспорта, но в каком количестве — оценить трудно. Скорее всего, в незначительном, потому что трубы высотой 150 метров рассеивают дым в слоях атмосферы, а отвалы удалены от водохранилища на несколько километров.

Ни в Инском, ни тем более в деревнях нет очистных сооружений для промышленных и ливневых стоков.

Я не смог найти информацию о динамике состояния воды по годам. ГРЭС такую статистику не собирает, хоть и ведёт мониторинг качества в моменте. Интересно, что, по словам Юрия Буданова, качество воды на выходе из отводящего канала даже выше, чем на входе Ини в водохранилище.

— Там выше по течению и пашни, с которых могут стекать в реку удобрения, и угольные карьеры, — говорит начальник ПТО. — Мы не можем за них отвечать и не знаем, что и как они сбрасывают. При этом нас постоянно жёстко контролируют, а как проверяют их, я не знаю.

И всё же в целом Беловское море отличается от своего медийного образа в лучшую сторону. Вода не идеально чистая, как в горных реках Алтая, но выглядит намного лучше, чем в любом пруду или той же Томи. Да, попадаются островки водорослей, по берегам камыш, но в целом она прозрачная и не выглядит отталкивающе даже в середине августа. Количество утонувших на водохранилище не превышает такового на любом другом водоёме; более того, в несравнимо меньшем Красном озере в Кемерове каждый год гибнет в разы больше людей.

На самой ГРЭС по вопросам эксплуатации водохранилища советовались с Институтом водно-экологических проблем СО РАН. Специалисты отмечали, что более эффективно решать проблемы могло бы комплексное управление, возможно, даже специально созданным органом. Чтобы оценить воздействие всех предприятий, отрегулировать потоки транспорта, разогнать мусорящих туристов, прикрыть нелегалов, обеспечить безопасность, надо начинать издалека: подвести правовую базу, разработать региональный закон «О Беловском водохранилище», наделить кого-то полномочиями и целенаправленно заниматься всеми этими вопросами. Похоже, что пока до этого далеко.