«Однократные побои», найм частного детектива, драка с телохранителем, спор из-за транквилизаторов, большие деньги, слёзы и ребёнок, который час отбивался от любящей матери, чтобы не возвращаться к ней от укравшего его отца: в кемеровском кассационном суде поставили точку в громком деле родителей из Омска. Корреспондент A42.RU целый день наблюдал, как разгоняется поезд из любви, мести, ревности и страха, в котором едут когда-то любившие друг друга люди, а ребёнок как будто остаётся за его окном — и хорошо, если не на рельсах.
Станция первая: конец семьи
Ирина Светлакова и Олег Кныш поженились в Омске в 2010 году. Он — предприниматель и владелец большого фермерского хозяйства, взрослым заставший девяностые: за плечами непростое детство, судимость и трудовой путь к состоятельности. Она — юная красавица, высшее юридическое образование, хороший английский. После семи лет брака супруги расстались, и кто-то пожмёт плечами, мол, бог с ним, слишком разные люди, — но было и скрепляющее звено: подрастал сын.
Развелись без споров и истерик, подписали мировое соглашение: Ирина не претендует на имущество, которое закон называет совместно нажитым, но ребёнок остаётся жить с ней. Спустя год Ирина с сыном уехала в Москву и снова вышла замуж, став Воронковой, но Олег регулярно прилетал повидаться с сыном.
В апреле 2021 года он втайне от матери забрал мальчика в Омск, оба родителя обратились в суд. Ход дела подробно освещала местная пресса. В октябре, спустя семь месяцев заседаний, опросов и экспертиз омский суд принял необычное решение: оставить ребёнка практически укравшему его отцу. Через три месяца прошла апелляция, которая постановила решение отменить, ребёнка вернуть матери. В Кемерово все участники прилетели на кассацию, которая может отменить и это решение.
Станция вторая: сын пропал перед днём рождения
Перед судом в Кемерове Олег Кныш сначала отказывается от комментариев. Его представитель говорит, что он против освещения дела в прессе.
— Я не скандальный человек, вообще против этой шумихи, — говорит сам Олег. — Неужели нельзя по-человечески договориться? Ирина постоянно льёт на меня грязь через омские издания, все это обсуждают, а ребёнок ведь уже взрослый. В школе тоже обсуждают, могут над ним смеяться, это может ему навредить, неужели она этого не понимает? Я выступил в прессе лишь однажды, объяснил свою позицию: что я беспокоюсь за сына. Его безопасность — единственное, что меня вообще волнует.
Постепенно он всё-таки начинает разговаривать.
— Жена уехала в Москву, нашла там себе какого-то… Но я постоянно приезжал, общался с сыном. В прошлом году перед его днём рождения приехал — а он мне рассказывает: папа, Борис меня ударил. Разбил лицо, губы до крови. И не первый раз, оказывается. Как так можно — взрослый мужик, под шестьдесят лет, а меряется с десятилетним пацаном? Это кем надо быть? Я сам своего сына не бью, а какое право он имеет?
Олег Кныш говорит, что сын был в отчаянии, говорил, что ему плохо с мамой и отчимом, и что он уйдёт жить на улицу «или чего похуже».
— Вот ты вроде нормальный мужик — скажи, ты бы от своего сына такое услышал, что бы сделал? Сказал бы, мол, терпи, сынок? Естественно, я должен был его защитить! Взял его в охапку и уехал в Омск.
Позднее на суде представитель Кныша подчеркнул, что это не было похищением: отец предварительно подал заявление в полицию об избиении сына и уведомил бывшую жену, а сразу по прилёту подал иск в суд об определении места жительства ребёнка.
Ирина Воронкова это отрицает: никто её не уведомлял, она не дождалась бывшего мужа с сыном и забила тревогу, беспокоясь поначалу за обоих. Она обратилась в полицию и к частным детективам. Её версия тех весенних событий вообще звучит совершенно иначе.
— Сын был очень дружен с Борисом. Они играли, отмечали праздники, обнимались, всё было хорошо. Какие-то напряжения появлялись только после визитов отца, но ни о каких избиениях не могло быть и речи, это просто ложь!
Ирина показывает много видео, картины совершенно идиллические: мальчик играет с отчимом, катается на нём верхом, они вместе купаются, смеются, задувают свечи на торте.
— Насчёт удара по губам — правда, был такой эпизод. Сын в разговоре со мной сматерился, а Борис сказал, мол, нельзя так разговаривать с матерью, и легонько шлёпнул его по губам. Был случайный толчок во время игры на диване. Согласитесь, шлёпнул по губам и избил — это разные вещи!
На суде Ирина заявила, что не отрицает: был однократный удар. А ещё подчеркнула, что ребёнок рассказывал ей об ударах уже от Кныша: в бассейне во время спора отец прижал сына и четыре раза ударил по рёбрам со словами «ты что себе позволяешь?». Олег же утверждает, что ни разу пальцем не притронулся к сыну.
Отчим Борис Воронков — примерно ровесник Олега Кныша, но выглядит намного моложе. У него длинные тонкие пальцы и интеллигентная речь. Борис подчёркивает: мальчик был весел, заранее выбрал себе подарок — электросамокат, распланировал и радостно предвкушал праздник, пригласил на него половину класса, а потом внезапно пропал.
О том, что бывший муж и сын в Омске, Ирина узнала от частных детективов через несколько дней — и сразу вылетела туда. Однако увидеться с сыном ей не дали.
Станция третья: драка на детской площадке
Спустя три недели Ирина с Борисом снова прилетели из Москвы в Омск и нашли ребёнка на детской площадке.
— Я позвала сына, но его схватил и унёс крупный мужчина — охранник с наручниками. А на меня набросился брат мужа, оттеснил за батут и стал избивать. Борис бросился на помощь, его тоже окружили какие-то люди, угрожали. Приехала полиция, я уехала на скорой.
Подробности этого визита с видеозаписями она передала омскому изданию BK55.RU. Журналисты сообщили: в травмпункте у Ирины зафиксировали черепно-мозговую травму, сотрясение мозга, ссадины мягкой части головы, кровоподтёки предплечья, плеча и бёдер. Она подала заявление в полицию, однако экспертиза сделала вывод: вреда здоровью нет. То же подчеркнули на суде представители Олега: избиения не было.
Станция четвёртая: долгий суд
С апреля по октябрь в Первомайском районном суде Омска шло разбирательство по искам супругов об определении места жительства ребёнка. Интересно, что всё то время, пока шёл суд, сын жил с отцом. Полиция фиксировала, что мать к сыну не пускают, но дальнейших действий не предпринимала. Опека, по словам Ирины, вообще не предпринимала никаких действий. Обращение в прокуратуру осталось без ответа. Причина, по мнению Воронковой — во влиятельности и деньгах бывшего супруга.
Олег Кныш подчёркивает: таково желание мальчика.
— Ребёнок сам не хочет её видеть, а она же всё хочет сделать силой, — объясняет фермер. — Если бы она пришла по-человечески с ним разговаривать, извинилась бы перед ребёнком, давно уже можно было наладить отношения. А она же всё время как: «Я сказала, едешь со мной!». Но он не хочет.
Ирина Воронкова, комментируя этот вопрос, подробно рассказывает о синдроме родительского отчуждения. Это хорошо известная психологам проблема: когда один родитель настраивает ребёнка против другого, у ребёнка возникает внутренний конфликт. Чтобы как-то избавиться от невыносимого противоречия, у него развивается неоправданная враждебность ко второму родителю, он отказывается даже общаться с ним. Это опасное состояние, которое со временем может приводить к тяжёлым последствиям вплоть до инвалидизации психики.
— Это чем-то похоже на стокгольмский синдром, когда люди защищали своих похитителей, нанимали им адвокатов и так далее. Возникает патологическая адаптация ребёнка к манипулирующему взрослому. Кныш настраивает ребёнка против меня и Бориса, говорит, что мама сумасшедшая, что отчим будет его бить и унижать, и мальчик уже сам в это верит, — рассказывает Ирина Воронкова. Рука, в которой она держит смартфон, заметно дрожит.
Ирина рассказывает, что бывший муж почти не выпускал сына из дома, он даже учился удалённо. Зато подарил ему ружьё.
Представители Кныша указывали на результаты судебной экспертизы: ребёнок не склонен к фантазированию, эмоциональная связь с матерью ослаблена, ребёнок предпочитает отца.
В итоге в октябре судья вынесла решение в пользу Олега Кныша.
— Ребёнок прошёл две экспертизы, подробно отвечал на вопросы психолога. Судья сама дважды говорила с ним без присутствия родителей, чтобы они не могли повлиять. Она совершенно объективно рассмотрела все обстоятельства дела и вынесла справедливое решение оставить ребёнка с отцом, — говорил на кассации представитель Олега Кныша.
Сам Олег с жаром говорит, что он вовсе не настраивает сына против матери.
— Ирина утверждает, что вроде как сын говорит то, что я ему сказал говорить. Это как, ему что, пять лет? С ним же и психологи, и опека, и судья говорят без меня — он что, весь год всем врёт, что ли? Поливает меня грязью в прессе, говорит, что я против неё сына настраиваю. Да я наоборот за то, чтобы всё наладилось. Если бы мы спокойно договорились, как она будет с ним видеться, и он бы потом сам попросил, мол, папа, я хочу с мамой жить — да ради бога! Ради бога, лишь бы ему было хорошо! Но она же не хочет так, она приезжает с этим своим, и хочет силой ребёнка забрать!
Станция пятая: апелляция и отказ возвращаться к маме
Адвокат вышел из дела в октябре, не предупредив её: Ирина узнала, что он даже не обжаловал решение суда, когда сроки уже прошли. Ирина полагает — из-за угроз. У частного детектива, который работал с Ириной, началась налоговая проверка, под вопросом его лицензия.
Ирина подала апелляционную жалобу в областной суд, в которой указала: проверка правоохранительных органов доказывает, что избиений не было. Условия проживания у сына хорошие. А Олег Кныш грубо нарушает права ребёнка, препятствуя даже общению с матерью. В январе 2022 года апелляционный суд постановил решение районного отменить, ребёнка вернуть матери.
Но это оказалось непросто. Сначала Олег Кныш предоставил справку, что заболел ковидом и не может нарушить карантин, чтобы отдать ребёнка. Потом просто перестал отвечать на звонки. Воронкова обратилась к главному прокурору области.
Когда полицейские, работники опеки и приставы всё же приехали исполнять решение суда — то есть забирать ребёнка у отца — им это просто не удалось. В интернете есть видео с камер наблюдения, установленных в квартире: мальчик больше часа бегал от сотрудников, отбивался от матери, цеплялся за отца, мебель и дверные косяки, когда его пыталась унести.
Олег Кныш уверен: жена борется с ним, хочет отомстить ему, утереть ему нос. Ребёнок ей нужен лишь во вторую очередь.
— У меня самого отец умер рано, я знаю, что такое отец. И что такое мать. Неужели любящая мать сможет навредить ребёнку? А эта может! Когда приехали его у меня забирать с приставами, сын два часа отбивался, кричал, что не хочет ехать. Так она вызвала психиатрическую скорую помощь и просит их: «Вколите ему что-нибудь». Ей врач говорит, мол, женщина, вы понимаете, насколько это серьёзный сильнодействующей препарат? А она в ответ: «Колите!», — качает головой Олег.
Воронкова говорит, что вызвала обычную скорую, не её вина, что приехала психиатрическая. Она показывает своё видео, на котором действительно просит экипаж применить успокоительное.
— Смотрите, как бегают у него глаза! Я испугалась, что у него какой-то приступ, я не понимала, что делать. Врач говорит, мол, это сильный препарат, но я-то в них не разбираюсь, я просто просила хоть что-то ему дать успокаивающее, — говорит Ирина.
О бывшем муже она говорит то же самое, что он за полчаса до этого он говорил о ней, причём почти теми же самыми словами: что Олегом движут не интересы ребёнка, а в первую очередь ревность и желание отомстить. Её новый муж добавляет, что есть, возможно, и страх из-за денег.
— У Олега юридически одно фермерское хозяйство, а у его брата — другое, но это единый комплекс. Если Олег умрет, его сын — единственный наследник. Вряд ли он захочет быть фермером. Брат Олега боится, что Ирина как опекун будет распоряжаться имуществом, выставит на продажу. Вот брат и кричит сейчас про отмену родительских прав — беспокоится за имущество.
Станция шестая: кассация и решение
Заседание кассационного суда прошло в Кемерове 28 апреля, все участники прилетели лично.
На кассации суд не рассматривает отвергнутые нижестоящими судами доказательства и не принимает новые. Он лишь проверяет правильность применения и толкования норм. Тем не менее, стороны подробно описывали свои доводы, заново повторяя то, что уже описано в материалах дела. Судья долго добивается от представителя Олега Кныша, какие именно нормы он считает нарушенными. Тот отвечает, что в первую очередь это статья 57 Семейного кодекса, и цитирует её: «Ребенок вправе выражать своё мнение при решении любого вопроса, затрагивающего его интересы. Учёт мнения ребенка, достигшего возраста десяти лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам».
Ходатайство опросить ребёнка суд отвергает: на кассации новые доказательства не принимаются.
— Я в судах бываю редко, извините, если что не так скажу, — говорит сам Олег Кныш. — Ведь ребёнок не хочет ехать к матери. Отчим его бьёт, а Ирина говорит, что он сам виноват. В чём он может быть виноват?
Ирина Воронкова защищает себя сама, без представителя. Бледная, она снова говорит, что слова о систематических побоях — ложь. Она приводит свои доводы, напоминает про заключение полиции и данные экспертизы. Судья перебивает её вопросом: как она намерена забрать ребёнка во время исполнения решения суда, если он к ней попросту не идёт?
— Это синдром отчуждения, в России с ним почти не работают, но в Европе и США методика отработана. Как только ребёнок оказывается в суде, включается психологическое сопровождение. Ребёнка передают нежелательному родителю, они работают с психологом определённый срок. Если сына передадут мне, мы будем жить с ним вдвоём, проведём эту работу. Если он уже свой здоровый взгляд озвучит, что не хочет видеть отчима — значит, мы так и продолжим жить отдельно от Бориса, вдвоём с ребёнком, — говорит Ирина.
Олег Кныш говорит, что мать уверена, будто все, и её сын в том числе, просто мечтают жить в Москве, ходить в московские школы и спортивные секции. А на деле это не так, и главное для ребёнка — быть в безопасности, в которой его никто не оскорбляет и не бьёт.
Суд удаляется для принятия решения, возвращается через десять минут. Решение: жалобу оставить без удовлетворения. Ребёнок остаётся с матерью.
После суда Ирина выглядит вымотанной — глаза красные, говорит тихо. По её словам, выхода у бывшего мужа нет, он должен исполнить решение суда. Назначена новая дата исполнения, и она снова придёт с приставами и психологом. Уверенности в том, что передача пройдёт без проблем, в голосе не слышно. На ликующую мстительницу она тоже совсем не похожа.
На Олеге Кныше нет лица. Выйдя из зала суда, он старательно обходит людей за несколько метров. А когда к нему подходят с вопросами — хрипло говорит: «Я сейчас не буду ничего…», — и тут его голос срывается. Старый фермер, за плечами которого трудное детство, тюремный срок, нажитое состояние, множество подчинённых и влиятельных знакомых, наверняка мог и может многое, — но сына за собой сохранить не сумел. Он прижимает рукой маску к лицу, уходит по коридору и, кажется, плачет.
Фото: архив A42.RU
