В России более 40 000 женщин отбывают наказание. Около 600 детей до трёх лет находятся за решёткой вместе с матерями. Их переводят в специальную колонию, в которой есть дом ребёнка. По всей стране таких только 13. Одна из них работает в Мариинске и принимает заключённых из пяти регионов — Кемеровской, Новосибирской, Омской, Томской и Тюменской областей.
Сегодня в ИК-35 растут 30 детей. 10 из них вошли в новую программу и поселились в дом ребёнка вместе с мамами. Ещё 20 видят самого родного человека только два часа в день, как предписывает режим. «Газета Кемерова» узнала, как дети отбывают срок вместе с матерями и почему их лучше не разлучать.
Колония, фабрика, роддом
В ИК-35 живут 630 осуждённых. У всех желающих есть работа — в колонии своя швейная фабрика. Она единственная в Кузбассе, «гражданские» давно закрылись. Именно здесь шьют форму для Минобороны, полиции и ГУФСИН, а также одежду для заключённых.
Начальник дома ребёнка Ольга Сепман встречает нас у ворот. Она работает здесь уже 18 лет, за это время появились на свет около 500 её воспитанников. Старшие из них уже достигли совершеннолетия. Ольга Александровна говорит, что за это время матери мало изменились — среди них есть как любящие, так и абсолютно равнодушные.
— В этой колонии содержатся те, у кого уже были проблемы с законом. Исключение составляют матери — многие из них оказались в местах лишения свободы впервые. Дом ребёнка один на несколько регионов страны. Как и крупнейшая межрегиональная женская больница, где и появляется на свет большинство малышей, — рассказывает Ольга Сепман.
Раньше после выписки из роддома детей переводили в дом ребёнка, а матерей возвращали в отряд. Им полагался декретный отпуск и встречи с малышом дважды в день — для кормления и редкой ласки.
С апреля 2017 года каждая женщина вправе претендовать на совместное проживание с дочерью или сыном. После капитального ремонта в доме ребёнка открылось отдельное крыло с комнатами на четыре человека. Комиссия решает, кто там будет жить после родов.
— У женщины не должно быть медицинских противопоказаний — туберкулёза, сифилиса или других заразных заболеваний. Заключённые с ВИЧ могут претендовать на совместное пребывание с ребёнком, если проходят прописанную им терапию. Мы не позволяем постоянно находиться с ребёнком матерям, которые были осуждены за преступления в отношении детей или лишены родительских прав за агрессивное поведение. Ещё мама должна отказаться от курения, — объясняет подполковник.
Из 13 кандидатов весной заселили только 10. Одна женщина не прошла строгий отбор, ещё две — отказались сами. В первом случае вредная привычка оказалась слишком сильна — мать не смогла отказаться от сигарет, но ребёнка навещает регулярно. Как и вторая кандидатка, которая посчитала слишком трудной заботу о близнецах.
Матери строгого режима
В холле дома ребёнка стоят качели в виде автомобиля. Здесь немного прохладно, окна огромные — это прогулочная веранда. Когда на улице плохая погода, дети играют здесь, чтобы подышать свежим воздухом.
На первом этаже и выше все стены расписаны героями мультфильмов — котята, щенки, цветы и принцессы, как в детском саду. Это идея психолога Ольги Белобровой, которая до 30 лет кисти в руки не брала. Признаётся, что только ради детей и научилась — не хотелось, чтобы они как в больнице жили, в серых стенах.
Мы поднимаемся в крыло совместного пребывания. На этаже звенящая тишина — дети спят. Матери, которые здесь живут, въехали сюда первыми. В каждой из комнат — четыре маленькие семьи. Соседей подбирали по возрасту детей, чтобы режим совпадал, и малыши не мешали друг другу.
Марина
Кажется, что её не разговорить. Марина держится отстранённо, под её пронзительным взглядом становится неуютно. Она говорит холодно, даже резко:
— Не надо меня фотографировать.
У неё ухоженные брови, аккуратно подкрашенные глаза. Бледное лицо покрывают шрамы — тонкие, как паутина. Резали ножом.
— В местах лишения свободы я почти восемь лет, статья 105-я («Убийство». — Примеч. ред.). Год остался до конца срока, — Марина чеканит каждое слово. — Здесь родила сына. Администрация допустила меня до проживания в доме ребенка. Работаю на кухне, поваром. На время смены отдаю сына в группу — с семи утра до шести вечера он с воспитателями. Так проходит каждый день. Выходных у меня нет.
— Сколько вашему ребёнку исполнилось? Как его зовут?
— Данила, ему уже год. Здесь и медсёстры с ним занимаются, и педагоги. Условия у нас хорошие, никто ни в чём не отказывает.
— Чему малыш научился?
— Он у меня разговаривает уже вовсю. И первое слово было: «Мама». Растет быстро, — голос Марины теплеет, она меняется на глазах. На губах заиграла улыбка. — «Дай» говорит, «няня», «Юля» … Много таких слов, которые дети здесь ещё не произносят. Песенки мы поём, лялякает уже сам вовсю. Книжки очень любит. Правда, изорвал все — не понимает пока, что делать с ними (смеётся).
Из близких у Марины есть только тётя, опекун. Родителей у неё никогда не было.
— Я из неблагополучной семьи. Меня бросили в шестимесячном возрасте. В детдоме побывала. В места лишения свободы попала в 14 лет, за убийство одной женщины. Была молодая, глупая, дерзкая, можно так сказать. Не понимала, что делаю. Естественно, эта жестокость идёт не от хорошей жизни. Тогда я не могла себя контролировать.
После восьмилетнего срока девушка провела на воле только год. Устроилась в ателье швеёй, съехалась с мужчиной. За его убийство её и осудили во второй раз.
— У меня срок за сожителя моего. Тоже ничего хорошего... Освободилась, сошлась с ним и горя хлебнула. Уйти не могла — было безвыходное положение. А он издевался. Поэтому получилось так. Снова совершила ошибку.
За хорошее поведение Марину перевели в колонию-поселение к окончанию срока. Там она и забеременела. В ИК-35 родился Данила.
— Взгляды на жизнь поменялись. Раньше как было — отсидела, вышла, а внутри пустота. Сын мне даёт большие силы, цель. Не хочу, чтобы мой ребёнок так жил. Чтобы он был брошенный. Настрой у меня боевой, — говорит она. — Спасибо администрации, что позволили быть рядом. Иначе и не поняла бы, что такое материнские чувства. Что эти два часа? Я полгода ходила так и не чувствовала такой любви как сейчас. Самое главное, что мне теперь есть ради кого жить.
Настя
– Людочка, Людмила, — приговаривает Настя, укачивая на руках очаровательную девочку. Малышка не хочет спать, с удивлением глядит на нежданных гостей, широко распахнув голубые глаза. Такие же яркие, как у матери. — Видите, с каким восторгом она смотрит на всё… Будто сказать что-то хочет, а пока не умеет. Ей же только три месяца.
Маленькая Люда уже улыбается, держит головку и хохочет, когда мама её целует. Развивается также, как все дети в её возрасте. Настя уделяет ей каждую свободную минуту — уборка, стирка, кормление, сон. Девочка не засыпает, пока не возьмёт маму за руку.
Настю привезли в ИК-35 из Новокузнецка. Осудили за «Покушение на хищение», когда она была на седьмом месяце беременности. Девушка до последнего не верила, что получит реальный срок. В колонию она попала впервые. Ей предстоит провести здесь четыре года.
– Что со мной случилось? Поехала в гости. Обычно дома сидела, а тут взяла подруг и отправилась к знакомому. У него в тот вечер пропали деньги. Все указали на меня. И всё, вот я здесь. Но мы ещё судимся, кассации ждём. Есть шанс доказать, что я невиновна. Пока мама борется там, я здесь занимаюсь ребёнком. Дома меня ждут, — у Насти по щекам катятся слёзы, малышка в этот момент обнимает её. — Чего, Людочка? Я больше не плачу, отчаиваться не надо.
Раньше у Насти была нормальная жизнь. Она работала менеджером по продажам в небольшой фирме, гражданский муж был водителем на разрезе, вместе они воспитывали шестилетнюю дочь Насти от первого брака и ждали рождения младшенькой. А ещё собирались пожениться.
— Муж предлагал расписаться в колонии. Я сказала: «Нет». Здесь не буду регистрироваться, вот выйду — поженимся по-человечески.
— Старшую дочь привозят к вам?
– Мы созваниваемся. Да и мама пишет, что всё хорошо. Но здесь ей делать нечего. Зачем ребёнку это всё видеть? Она и так переживала, что меня могут посадить. Я уже девятый месяц тут. Главное, что с Людочкой нас не разлучат. Когда она со мной, жить легче. А малышке нужна мама — в колонии или дома, неважно. Это самое большое счастье — быть рядом со своим ребёнком. Если бы не она, как бы я это выдержала, не знаю…
Ольга
Она больше напоминает девочку-подростка, чем взрослую женщину: невысокая, хрупкая, с детским лицом… Ольге исполнилось только 22, в ИК-35 она уже год, в колонии оказалась впервые. До этого жила в Прокопьевске с мамой и сестрой, заканчивала техникум, встречалась с парнем, в которого влюбилась.
Их дочери Полине уже 10 месяцев. У неё румяное личико и неожиданно сильные руки. Одной она обхватила смешного розового зайца, другой же ухватилась за мой диктофон.
— У Полины уже восемь зубов выросло, большая совсем. Всё понимает. Постоянно разговариваю с ней, играю. Она показывает и носик, и глазки. Топать скоро будет, хотя на ходунках уже бегает и любит пинать мяч, когда ведёшь её за руку, — рассказывает Оля с улыбкой о своей любимой девочке.
Ольга знает — ребёнок живёт в колонии до трёх лет, или до четырёх в исключительных случаях. Если матери остаётся год, малыша не помещают в детдом, а позволяют провести это время с ней. К счастью, когда Полина подрастёт, её мама уже сможет поехать домой.
— Через год закончится срок. Но уже можно подавать на УДО. Дай бог, суд примет решение в мою пользу… А Полина не вспомнит, где провела первые годы жизни.
— Почему вы оказались здесь?
— У меня тяжёлая статья. Не подумаешь этого, глядя на меня. Но меня осудили за ножевые ранения. Так получилось… Я сделала так, — Ольга на несколько минут умолкает, говорить о судимости ей тяжело. — На свободе была 10 месяцев под подпиской о невыезде, забеременела за этот период. Думала, дома буду… На седьмом месяце меня привезли в колонию.
— Что изменилось в вас за этот год?
— Я рассуждать стала иначе, по-взрослому. Попасть сюда не желаю никому. И теперь я подумаю сначала, а потом уже сделаю. Не так, как у меня вышло… Надо было развернуться и уйти в моей ситуации…
— Вас обидел кто-то?
— Да. Но я не хочу об этом даже вспоминать.
— Ольга, у вас ведь ситуация неоднозначная, — осторожно начинает Ольга Сепман. Она знает, что Ольгу могли бы осудить за превышение самообороны, но этого не произошло.
— Нет, не хочу, — обрывает она.
Если бы не срок, Ольга бы уже получила профессию художника-оформителя. Теперь она учится в местном ПТУ на швею и больше не рисует.
— Меня ждут дома мама и сестра. Надеюсь, что и папа Полины тоже. Правда, за это время от него ни письма, ни звонка не было, — говорит она, прижимая к себе дочь.
Олеся
Пока трехмесячный Давид безмятежно спит под присмотром нянечки, его мама убирает снег во дворе. Олеся устроилась в Дом ребёнка дворником, когда ей разрешили жить вместе с сыном. Она говорит, что хочет быть полезной людям, которые ей помогли. Да и деньги понадобятся, когда через год и 10 месяцев они с малышом поедут домой, в Омск.
— После роддома меня отправили в отряд. Давид 2,5 месяца провёл без меня. Это так долго! Я очень плакала. Мне было мало по два часа в день видеть его. Когда у моего мальчика поднялась температура, меня не было рядом. Медики говорили: не переживай, мы не отойдём от него. Они и правда всё делали, что было возможно, — рассказывает Олеся, едва сдерживая слёзы. — Потом начальник дома ребёнка Ольга Александровна добилась, чтобы меня взяли сюда. Никто раньше так не заботился обо мне!
Олеся в колонии впервые. Её осудили за кражу на два года и шесть месяцев. Здесь и родился её сын. Она с восхищением говорит о мальчике, в её чёрных глазах в этот момент загорается счастливый огонёк.
— Давиду завтра будет три месяца, а он уже играет, сам держит головку. Представляете, он даже руки в рот берёт, когда есть хочет! Подсказывает мне, — улыбается мать. — Он очень спокойный, воспитатели его всегда хвалят… В письмах маме всегда рассказываю, как мой малыш развивается.
Олеся не умеет читать и писать. Она никогда не училась в школе. Только работала — пекарем, посудомойкой, уборщицей… Говорит, что всегда хотела помогать матери и ни о чём не жалеет. Её мама больна, перенесла уже два инфаркта. Девочки плачут, когда читают Олесе письма из дома.
— Дома меня ждёт мама и трое детей. Двое уже большие, в школу ходят и ждут, когда увидят брата. Младшему только четыре. Он скучает больше всех, не хватает маминой ласки… Знаете, я каждый день, когда молюсь, говорю: прости меня, Господи, за то, что я это сделала! Не мой ребёнок виноват, а я сама, — Олеся горько плачет. — И старшие мои детки не виноваты. Я им причинила боль — они растут без меня.
Троих детей Олеся родила от первого мужа, с которым прожила 11 лет, Давида — от второго. Отношения у них непростые. Она роняет в разговоре:
— Зачем я вышла замуж за цыгана… — но тут же поправляет себя. — Но я его ни в чём не виню. Сама виновата в том, что совершила — брала чужое. Это грех. А мужу спасибо, что у меня есть такой чудесный ребёнок. У него чёрные длинные волосы были, когда он появился на свет. Медики все его теперь ёжиком называют. А когда Давид улыбается, он такой красивый!
Два часа любви в день
В соседнем крыле живут малыши, которых матери навещают по графику. В каждой группе по пять-шесть детей одного возраста, всего их более 20. Круглосуточно за ними следят врачи и медсёстры, нянечки, воспитатели. Каждый день с ребятами постарше занимаются логопед, психолог и учитель музыки. У них есть игрушки, книги, развивающие пособия — всё как в хорошем детском саду. Сюда же днём приводят детей из «семейного» крыла, пока мамы работают.
— Не могу сказать, что малыши обделены лаской и любовью. Мы заботимся о них, — говорит начальник дома ребёнка по пути в группу. — Но все они, конечно, любят своих мам и хотят проводить с ними больше времени. Поэтому мы хотим, чтобы больше женщин переходило на совместное проживание с детьми.
В ясельной группе все спят. Только сёстры Лиза и Маша с интересом оглядывают комнату. С ними играет нянечка, здесь же находятся медсестра и воспитатель. Дети никогда не остаются одни.
— Это наши двойняшки, — говорит няня. — Ждём, когда за ними папа приедет. Он сейчас где-то на вахте работает. Да и мама ещё кормит их грудью. А у мамы этого малыша срок до 2027 года. Не знаем, за что — мы этим не интересуемся. Она уже вторую дочь рожает. Работает у нас нянечкой, хорошая женщина. Супруг её растит троих детей, младшую домой забрал недавно…
В старшей группе идёт развивающее занятие. Лучше всех на вопросы воспитателя отвечает маленький Данила — сын Марины. Педагог говорит, что эта женщина смягчилась после рождения малыша, даже взгляд изменился.
— Жизнь с ребёнком меняет матерей, — говорит психолог Елена Белоброва. — Они реже бросают своих детей, чувствуют за них ответственность. Мамы из дома ребёнка знают, как правильно ухаживать за малышом, что ему нужно. Он с рождения растёт на их глазах, все бессонные ночи они проводят вместе.
Если женщина не может прийти в отведенные часы, для неё составляют индивидуальный график. Но времени отводится столько же. И всегда есть те, кому его не хватает, и те, кто и на час заглянет не всегда.
— Каждый ребёнок ждёт маму. Малыши, которые ещё ходить не научились, и то понимают. Кто-то входит в группу — к двери тут же ползут все. А потом истерика, если это не к ним. Это мы видим каждый день. Жалко их, сердце разрывается, — делится Елена.
Что будет дальше
После трёх лет детей отправляют из колонии к родственникам или в детский дом. Если мама будет отбывать наказание не больше года, малыша оставят в доме ребёнка на это время. Специалисты ИК-35 делают всё возможное, чтобы он отправился домой, а не в казённое учреждение.
— Трёхлетний ребёнок всё понимает. Ему тяжело расставаться с мамой, это травма. Поэтому мы стараемся отправить его домой или в приёмную семью, — объясняет психолог. — В этом году ни один ребёнок в детдом не уехал, в прошлом только одного мальчика мы перевели в интернат в родном городе. Так пожелала мама, поскольку там его будут навещать родственники.
Дети из дома ребёнка в ИК-35 часто остаются в Мариинске. Опекуны или приёмные родители общаются с их родными матерями, приводят малышей на свидания. Когда мама выходит на свободу, она забирает ребёнка и едет домой.
— Тяжело ли отдавать детей потом? Да, но такие условия мы ставим с самого начала. И люди на это идут. У одной заключённой было двое детей, а в колонии родился третий. Родная бабушка не смогла растить троих внуков — не потянула. Мы нашли для младшего в Мариинске приёмную маму, такую же пожилую женщину. Полтора года ребёнок провёл с ней, словно у бабушки был. Причём она подружилась с его семьёй, они ездили друг к другу в гости.
Если раньше у детей из колонии был путь в детский дом, то сейчас ситуация изменилась. Приоритет — приёмная семья. Благодаря добрым людям у каждого ребёнка есть шанс на счастливое будущее.
— Порой матери выходят из колонии, а их никто не ждёт. Мы ищем родных, возрождаем социальные связи, которые давно утеряны. Сначала нам говорят: «Мы её не примем, внук нам не нужен…» Но потом меняют своё мнение, — рассказывает начальник дома ребёнка. — После этого мы сопровождаем маму и малыша до дома, передаём родным. До этого момента мы отвечаем за детей. После всё зависит от матери. Готова ли она измениться, пойти работать…
У каждого ребёнка в ИК-35 своя судьба. Что ждёт их в будущем? Этого не знает никто. Но пока все они познают этот мир, пусть и за колючей проволокой. Мамина улыбка, любимая игрушка, песня под фортепиано и лакомства — простые радости, которые для них открыты. Это страшно, но для некоторых ребят это время останется самым безоблачным. Хочется верить, что всё сложится иначе. Ведь все дети заслуживают счастья и материнской любви.
Истории матерей из колонии также читайте в женском журнале «Птица».
