Сын крепостного крестьянина Владимирской губернии Андрей Деренков, став казанским лавочником, поддерживал прогрессивную молодёжь: помогал деньгами, давал кров и работу, делился запрещённой в те годы литературой. Среди множества революционно настроенных парней и девушек Андрей Степанович особенно выделял бедного, но талантливого писателя – Алексея Пешкова.
Однако из-за неразделённой любви к сестре друга чуть не произошла трагедия: молодой писатель пытается свести счёты с жизнью, а меценату приходится бежать в глухую сибирскую деревню староверов Лебедянку. Расстояние не помешало дружбе. Андрей Деренков даже стал одним из героев автобиографической трилогии «Мои университеты» Максима Горького – того самого подающего большие надежды Алексея Пешкова.
Казанские страсти
В городском краеведческом музее Анжеро-Судженска хранится папка с уникальными старыми газетными вырезками, написанными от руки воспоминаниями старожилов Лебедянки, редкими фотографиями Андрея Деренкова и его потомков. А в экспозиции музея лишь старинная сырница и угловая тумбочка, принадлежавшие Андрею Степановичу. Все остальные ценные вещи вывезены в литературно-мемориальный музей Горького в Казани – именно в этом городе завязалось знакомство лавочника и будущего писателя.
«После освобождения от крепостной зависимости, когда мне было лет восемь, отец мой переехал в Казань и стал разносчиком булок. Скопивши несколько денег, он открыл мелкую торговлю на Старо-Горшечной улице. Я, имея трёхклассное образование, должен был помогать отцу в торговом деле. Доставлял товары в лавочку, торговал за прилавком», – напишет позднее в воспоминаниях Андрей Деренков.
В лавку часто заходили студенты и гимназисты. Во время разговоров о делах насущных порой заходила речь и о громких судебных процессах над Верой Фигнер и участниками «Дела о пропаганде в Империи», обвинённых в революционной пропаганде в 1873–1877 годах.
По признанию самого Деренкова, особенно интересны были речи подсудимых – революционеров-народников Петра Алексеева и Ипполита Мышкина, ставшие по сути программными заявлениями.
Происходящие в России изменения Андрей Степанович отслеживал и по периодике. Он выписывал и хранил множество журналов разных лет: «Современник», «Отечественные записки», «Русское слово», «Русское богатство».
«Челябинский каталог» стал главным руководством по отбору книг для библиотеки. «Здесь было всё, начиная с Белинского и Герцена и заканчивая Плехановым и Михайловским», – писал Деренков.
Этими и многими другими журналами и книгами лавочник делился с прогрессивно мыслящей молодёжью.
Знакомство с Пешковым
Осенью 1885 года студент-медик Кудрявцев привёл в бакалейную лавку Алексея Пешкова. «С виду он был парень грубоватый, умный, простой в обхождении и совершенно трезвый: не пьющий и не курящий. Мы скоро с ним подружились. Он почти всё время проводил у меня, иногда помогал мне в работе и жадно читал книги», – делится воспоминаниями Андрея Деренкова научный сотрудник городского краеведческого музея Анжеро-Судженска Анастасия Вайзбек.
(1)-288x176.webp)
Пекарня Андрея Деренкова
Через некоторое время Деренков и Кудрявцев решили расширить дело, чтобы увеличить доходы, часть которых предназначалась бы для нуждающихся революционеров и учащейся молодёжи.
Так как у Алексея Пешкова не было никакой специальности, его решили отправить учиться на пекаря к Семёнову, у которого Деренков покупал булки для продажи, а затем открыть свою пекарню. Как задумали, так и сделали. Только вот Андрей Степанович всегда уточнял одну деталь. То, что Горький описывал в «Хозяине» о своём поступлении на службу к Василию Семёнову, несколько не соответствует действительности – мол, произведение с художественным вымыслом. По мнению Деренкова, Пешков тогда сам решил овладеть конкретной постоянной профессий. Но почему-то впоследствии говорил об этом как о единственном выходе из ситуации.
Работая у Семёнова, Алексей Пешков навещал доброго друга, брал у него книги для себя и других молодых людей. В частности, Решетникова и Костомарова.
Через полгода Пешков покинул Семёнова и устроился в новую пекарню Деренкова, расположенную на Малой Лядской улице.
-288x176.webp)
Здание, где располагалась бакалейная лавка
Работал Пешков много. В своих воспоминаниях Деренков рассказывал, что Алексей за смену обрабатывал около семи пудов теста. Спал в пекарне на мешках, часто засыпал с книжкой в руках, не раздеваясь. Но не роптал. Когда дела пошли в гору, в помощь ему наняли парнишку, который рубил дрова и делал уборку. А потом пришлось выкупить соседнее здание. В нём располагалась питейная, привлекавшая внимание полиции, что было крайне нежелательно – в новой лавке происходил обмен запрещёнными книгами. Для полной конспирации пришлось арендовать помещение на углу улиц Бассейной и Театральной.
Выстрел в декабре
В декабре 1887 года Алексей Пешков едва не умер, совершив попытку самоубийства. Полиция нашла у него подозрительную записку – уж слишком грамотно для торговца были изложены мысли. В целях предосторожности Деренкову пришлось в срочном порядке ликвидировать свою библиотеку.
Существует несколько версий того, почему Пешков стрелялся. Сам он не любил вспоминать произошедшее. По убеждению Андрея Деренкова, молодого писателя тяготил царский гнёт. По другой версии, безответная любовь к Марии Деренковой, младшей сестре Андрея Степановича, стала причиной отчаяния (в предсмертной записке Пешков обвинил поэта Гейне, «выдумавшего зубную боль в сердце»).
Алексей Пешков
Полиция начала пристально наблюдать за пекарней, в 1888 году некоторые члены революционного кружка при булочной Деренкова были арестованы, самому ему пришлось бежать в Сибирь. Мария переехала в Стерлитамак – уездная земская управа направила её фельдшером-акушером в мордовское село Макарово. Больше встреч с Горьким не было, хотя незадолго до смерти Марии в 1930 году Алексей Максимович писал из Сорренто, разыскивал следы возлюбленной.
«В Лебедянке Андрей Степанович открыл молочную лавку. Женился на малограмотной домработнице, но к просвещению не принуждал. Любя называл её «ягодкой». Детям читал и рассказывал только сказки», – рассказывает Анастасия Вайзбек.
С открытием шахт Судженской копи администраторы пригласили Деренкова заняться обеспечением рабочих строительным и крепёжным лесом, а также продуктами и одеждой.
Здание конторы Судженской копи
Дела у Андрея Степановича шли в гору. Ему удалось создать новую библиотеку, книгами из которой он охотно делился, он по-прежнему помогал революционерам, переводил им деньги. По отзывам местных жителей, Деренков был честным торговцем, никого не обманывал, товар всегда был качественный. Был случай, когда Андрей Степанович подарил студенту Томского технологического института валенки: парню нужна была обувь, а денег не хватало. Со словами «станешь инженером, тогда и деньги отдашь» Деренков вручил ему пимы.
Тем не менее свидетельства о торговце и книголюбе при жизни отличаются от тех, которые дошли до наших дней после его смерти.
Так, по словам Анастасии Вайзбек, один из старожилов описывал Деренкова как странноватого старика, явно прижимистого, раз зимой и летом ходил в старой шапке, потрёпанном тулупе и валенках, да ещё и мешок за спиной таскал не понятно с чем. А в мешке-то были книги.
Титул лишенца
О богатом собрании книг Деренкова знала вся округа. Поэтому, когда в 1918 году потребовалось создать библиотеку для рабочих на Судженских копях, специально прибывший из Томска Вячеслав Болдырев обратился именно к Андрею Степановичу. Но тот ни в какую не соглашался расстаться со своей библиотекой.(1)-288x176.webp)
Позже Вячеслав Болдырев вспоминал разговор с Деренковым, наконец-то увенчавшийся успехом: «Я предложил Деренкову сдать мне книги не в собственность, а для временного пользования, обещая возвратить их по первому требованию и лично ответить перед ним во всякий момент за сохранность книг. После некоторых колебаний и уговоров комиссара копей товарища Чучина старик, наконец, сдался, и книги его были торжественно водворены в библиотеку».
В 1920-х годах лавку Андрея Деренкова закрыли, товар и деньги изъяли, а его самого арестовали. Подозревался книголюб в связи с колчаковцами и эсерами.
«Живу очень плохо, главное, угнетает меня титул «лишенец». Чувствую себя одиноким среди окружающих меня людей. Есть близкие люди, которые живут в четырёх верстах от меня, а быть у них не могу. Всякая связь со мной грозит им увольнением с работы. Кроме того, у меня на руках ещё больная дочь. Обращаюсь с просьбой: может быть, поможешь со снятием с меня титула «лишенец», мне уже 78 лет, хотелось бы пожить свободным гражданином в Советском Союзе. Прощай. Надеюсь, что на этот раз ответишь мне», – написал Деренков Горькому 23 феврапля 1936 года.
Писатель не отказал другу и обратился к секретарю Запсибкрайкома с просьбой выручить старика. Андрея Степановича восстановили в правах, назначили пенсию.
Не стало Андрея Степановича в 1953 году. По одним данным, скончался Деренков в доме внучки. Сидел в кресле, слушал музыку. Потом стали новости передавать. Он немножко послушал и с кресла повалился… По свидетельствам местных жителей, умер старик-книголюб в забвении.
«Люди много чего говорят. Не проверишь это уже сейчас», – размышляет Анастасия Вайзбек.
Одно только точно – такую большую любовь к книгам, как у Деренкова, редко у кого встретишь.
Как-то попросил старик принести ему книги, которые спрятал в бочке. А узнав, что мужики их на самокрутки пустили, отвернулся к стене и заплакал…
Исчезнувшая библиотека
Перевезённая с шахт Судженской копи в ДК имени Рабиновича библиотека исчезла. По-видимому, большую часть книг списали из-за ветхости. Хотя наиболее ценные экземпляры наверняка были прибраны знающими людьми. Тем не менее несколько книг всё-таки сохранились, и теперь они находятся в фондах городской библиотеки.
Не осталось в Анжеро-Судженске и ценных документов из личного архива Андрея Деренкова – например, фотографий, открыток и писем. По словам дочери Деренкова Таисии, к ней приехала директор Казанского музея Мария Елизарова, отобрала штук 30 фотографий Горького и его жены, письма, телеграммы. Забрала всё и пообещала копии прислать.
Понятно, что анжерская находка стала документальным подтверждением казанского периода жизни Максима Горького и сделала фонды музея весомее. Только вот жизнь Андрея Деренкова, с сожалению, никакого документального отражения не получила. А ведь он был не только другом Горького – личность Деренкова сама по себе интересна. Много ли тогда было людей, посвятивших себя служению идеалам?
