Тао Линь: с годами позволил себе и улыбаться, и шутить

О трудолюбии и таланте этого человека ходят легенды. Он выступает по всему миру, получает признание слушателей, критиков и профессиональных музыкантов, но, несмотря ни на что, остается верен своему коллективу. Главный дирижер и художественный руководитель кузбасского Губернаторского симфонического оркестра Тао Линь не привык говорить о своих победах – о них и так все уже все знают. На протяжении 20 лет он изо дня в день стремится в своей работе к совершенству и вот уже более 13 лет не перестает восхищаться кузбасской публикой.

– Сейчас на репетиции вы часто останавливали музыкантов и неоднократно повторяли: "В полглаза смотреть на меня, вполглаза – на ноты". Эта фраза адресована молодежи?

– Да, именно так. Работа в оркестре очень ответственная и большая не только для меня, но и для молодых музыкантов. Во время перерыва я с ними отдельно еще прохожусь по всему произведению. Вот уже больше месяца проходят полноценные репетиции репертуара, который мы будем играть в новом сезоне. Это очень тщательная работа! Тем более, когда в оркестр приходят молодые музыканты, у которых нет опыта оркестровой жизни. Я с ними очень строг, ведь они – наше будущее. Приходится больше внимания им уделять. В оркестре нужен особый контакт с дирижером. Ни в какой консерватории этому не научат.

– Тао, расскажите о своем подходе к дирижерской работе.

– Я стараюсь тщательно работать с каждой деталью. Иногда бывает, что музыкант случайно ошибается. Оркестр, как живой организм, поэтому такие ошибки допустимы. Опытного дирижера не обманешь – случайная ошибка произошла или нет. В этом и есть сложность, а может быть, и хитрость дирижерской кухни. Музыканты не любят частые остановки. Если даже она и произошла, то обязательно нужно четко сказать: что делать и как. Только так складывается эффективная работа с оркестром.

В искусстве совершенства не бывает. А наша работа как раз и заключается в том, чтобы как можно сильнее приблизиться к нему! И когда на репетиции или на концерте все получается – такая, знаете ли, полетность ощущается…

– Видимо, не случайно в одном из интервью вы назвали свою профессию одной из самых загадочных…

– Да, что-то есть такое (улыбается). Чем больше работаю, тем больше убеждаюсь, что эта профессия – вторая половина жизни. Набираешься не только профессионального опыта, но и жизненного. Объяснить музыкантам – быстро или медленно исполнять, вместе или не вместе, громко или тихо – это далеко не все обязанности дирижера. В нашей работе необходимо учитывать много нюансов: кто композитор, в какое время и под какое настроение писал эту музыку, какие события в то время происходили. Все это позволяет музыкантам больше понимать содержание произведения. Тогда в музыке появляется жизнь. Мы стараемся сделать так, как композиторы задумывали…

Но для этого требуются колоссальные трудозатраты не столько во время выступлений, сколько во время репетиций. Это такая домашняя работа, когда нужно изучить каждую деталь партитуры, изучить историю музыки. Нужно даже знать о чем автор думал, быть может, какое письмо он в то время писал, о чем переживал… На юбилейном концерте филармонии (Государственной филармонии Кузбасса имени Бориса Штоколова исполняется 70 лет – прим. ред.) мы будем играть увертюру Чайковского "1812 год". О событиях того времени все знают, но в этом произведении столько всего – французский и русские гимны, молитвы… Прежде чем его исполнять, нужно все проанализировать и понять.

– Сколько произведений вы готовите в предстоящем сезоне для слушателей?

– В каждом сезоне мы играем 60-70 концертов. А если говорить о произведениях, честно сказать, я не считаю точное их количество. (Пауза). Около 150 разных произведений. 95% из них в течение трех лет никогда не повторяются. Объем работы, сами понимаете, очень большой. Наш оркестр – один из лучших не только в Сибири, но и в России. Таким музыкантам по плечу любые трудности. Они уже давно доказали, что все могут выдержать.

– Кому-то из авторов вы отдаете предпочтение?

– Я считаю, что профессиональный дирижер должен быть универсальным. Он не может, например, любить только Чайковского, Прокофьева, Баха, Вагнера или Брамса. Нельзя любить только западно-европейскую или русскую классику. И слушателю, и музыканту все должно быть интересно. Это как в еде – если каждый день есть одно и то же блюдо, рано или поздно оно надоест. Я делаю выбор в пользу более сбалансированного по своему разнообразию репертуара. В мае исполнилось 200 лет со дня рождения Рихарда Вагнера. На открытии сезона мы будем играть три увертюры этого великого немецкого музыканта. 200 лет будет со дня рождения итальянца Джузеппе Верди – одного из самых лучших оперных композиторов. И мы планируем в декабре делать гала-концерт, посвященный ему.

– А любимые композиторы у вас есть?

– Много. Трудно всех перечислить. Симфонический репертуар можно сравнить с морем. За 50 лет оркестр исполняет в среднем около трех-четырех тысяч разных произведений. И это капля воды в море. Для меня важно больше знать и лучше знать то, что предстоит играть. Первые десять лет моей дирижерской жизни я старался не повторять произведения. Каждый концерт, каждую неделю – новая программа. Второе десятилетие я стал снова включать эти произведения в репертуар. Теперь я готов возвращать их новыми, то есть добавлять в музыку новые ощущения, решения, интерпретации. Я всегда найду то, что раньше не заметил или по-другому видел. Это как в чтении классики – можно перечитывать сотни раз и каждый раз будет непохожим на все остальные. И литературу, и живопись, и музыку это смысловое богатство объединяет. Таковы особенности нашей рабочей жизни, и это здорово!

– Тао, как происходит сотрудничество с оркестрами не только российскими, но и европейскими – из Австрии, Испании, Чехии?

– Я еду туда в качестве приглашенного дирижера. Если здесь я воспитываю стиль, то там я лишь отвечаю за качество исполнения своей программы. Там ответственность есть, но не такая большая как перед своим коллективом и своей родной публикой.

– Многих интересует вопрос, как судьба так надолго связала вас с Кузбассом?

– Это действительно судьба (улыбается). В конце 90-х было сложное время. Основные проблемы были связаны с экономией – музыканты по полгода не получали зарплату. Тогда была тенденция менять главных дирижеров как перчатки – не понравился, следующий… Здесь многим было уже не до искусства – ситуация выживания поставила в такое положение многие коллективы по всей стране. Дирижер должен был кормить государственный оркестр. Рано или поздно накапливались конфликты.

До меня в Кузбассе несколько лет главный дирижер отсутствовал. В то время я работал в Красноярске. И в 98-ом году меня в первый раз пригласили на программу в Кемерово. Приехал, получил хороший контакт с оркестром. В 99-ом снова приехал, а потом сложились такие отношения, что меня пригласили стать главным дирижером оркестра. Подробности лучше, конечно, спрашивать у руководства.

– Вы легко согласились?

– Да, хотя и были свои сложности, но я с удовольствием принял это предложение. Я вам честно скажу: не думал, что долго здесь проработаю. Думал, что это какой-то период в жизни, который быстро пройдет. И он так незаметно пролетел за эти годы. Я прекрасно понимаю, что в жизни не бывает вечности. Я буду честно работать, а время покажет. Самое главное нужно ценить настоящее. С каждым днем требовать больше и делать программу лучше. Я не приемлю работу по контракту, когда каждые пять лет у дирижера меняется оркестр. Сейчас есть мнение, что оркестровая игра, может быть, и становится лучше от такой работы, а вот стиль – определенно хуже.

Не может быть так, чтобы жена пять лет прожила сначала с одним мужем, и пять лет – с другим. Какой смысл в этом? За долгие годы работы в коллективе мы научились друг друга чувствовать, стали практически одной большой семьей. Например, Герберт фон Караян на протяжении 43 лет работал с Берлинским симфоническим оркестром. Арнольд Михайлович Кац был главным дирижером Новосибирского симфонического оркестра 50 лет. Он уже воспитывал четвертое поколение музыкантов. На сегодняшний день темп в мире поменялся, ритм и скорость жизни людей стали другими. Мне кажется, что рано или поздно мы вернемся к верности. Должны существовать какие-то духовные связи. Один-два года совместной работы – это не десять лет, а десять – это не тридцать и не сорок. Чем дольше, тем ценнее.

– У вас есть ученики? Быть может, на вас лично кто-то из профессионалов в свое время очень сильно повлиял?

– Я сейчас стал немного преподавать, но скажу так: дирижера нельзя воспитать, нельзя научить. Оркестр нужно чувствовать! Это большой труд, постоянный анализ проделанный работы, ошибок – что получается, что не получается и почему. Это не как инструменталисты, у которых есть механическая память. У нас без оркестра дирижером не стать, даже если перед зеркалом часами махать дирижерской палочкой. Это смешно.

В своей молодости, когда я был ассистентом у Гергиева в Мариинском театре, много наблюдал за работой дирижеров. Это было время самых лучших уроков, и самых лучших учителей в моей жизни. У каждого опытного дирижера всегда можно чему-то научиться. Бесконечно я благодарен своему учителю по консерватории Дмитрию Георгиевич Китаенко и бывшему главному дирижеру кузбасского симфонического оркестра Дмитрию Лиссу, который сейчас возглавляет екатеринбургский оркестр. Дирижер не должен быть на кого-то похожим. Он должен искать свой путь! Нельзя делать студентов своей копией, нужно помочь им найти свою манеру исполнения. Если я кого-то копирую, то это уже не я, а другой человек. Может быть, с годами мой взгляд еще и поменяется, но пока я так это чувствую.

– Я знаю, что вы оканчивали консерваторию по двум специальностям – дирижер и композитор. Вы пишете музыку, и когда-нибудь кузбасская публика ее услышит?

– Этот вопрос меня всегда мучает. Настолько интенсивная жизнь дирижирования не позволяет мне писать вот уже лет 10, а то и больше. Первая причина в отсутствии свободного времени. Вторая – чем больше я дирижирую, тем больше я стал бояться и чувствовать, что я не такой гениальный композитор, как Чайковский, Прокофьев или Бетховен. И нет уже той смелости, которая позволила бы продолжать. Решил: лучше я буду защищать то, что композитор писал, а не то, что я думаю или хочу. Зато профессия композитора мне в этом очень помогает, то есть помогает мне видеть и понимать больше. Я знаю, откуда эта музыка…

Во время учебы в консерватории я писал и фортепианный цикл, и квартет, и симфонические поэмы. На госэкзамене я сам дирижировал свои произведения в большом зале Московской консерватории. И до сих пор в архиве консерватории хранятся записи моего выступления. Я, конечно, этим горжусь. Это история.

– У вас эти записи есть?

– У меня этих записей нет, но я знаю, что там они есть.

– Куда планируете с оркестром в новом сезоне поехать?

– Мы дважды ездили в Китай, планируем еще раз съездить. Очень хочу, чтобы эти поездки стали традиционными. Мы, конечно, много ездим по кузбасским городам. Но за рубежом всегда можно поднять свой профессиональный уровень, ведь самое лучшее всегда получается дома. В чужой среде оркестр ведет себя совсем иначе. Когда-нибудь надо почувствовать другой ритм жизни, другую публику. Это для музыканта колоссальный опыт, позволяющий расширять кругозор. В 2001 году в Китае собралось 400 оркестров. И мы тогда попали в тройку лучших. В прошлом году выступали в шести разных городах и после каждого концерта местные организаторы приглашали нас на следующий год. Наш оркестр занял в Китае особое место. И я думаю, что он стал визитной карточкой Кузбасса. Культурный коллектив несет не только искусство, но и представляет свой край, свою страну. Так всегда было.

– Говорят, что вы очень требовательны к себе и не менее требовательны к коллективу.

– Конечно. Да. Только надо с умом требовать. Оркестр – он как ребенок. Надо и хвалить, и сторожиться. Почему я говорю, что дирижерство – это вторая половина жизни, да потому что с годами, с опытом становишься мудрее. В молодости я был прямым и суровым. С годами стал позволять себе и улыбаться, и шутить. Главное, чтобы это помогло добиваться цели. Вообще можно сказать, что я строгий. Только через труд, дисциплину и совместное преодоление сложностей можно добиться высоких результатов.

Нельзя забывать, что мы служители искусства. Каждый концерт для нас как служба в храме. В нашей работе многие вещи сложно объяснить. И вот когда будет у нас концерт, посвященный 70-летию филармонии, я хочу каждого музыканта поблагодарить за терпение, поддержку и понимание. Я буду искренне благодарить наших слушателей – без них мы никто. Для оркестра иметь свою публику – это как иметь свой дом. Все здесь родные! Такие отношения у меня складываются с Кузбассом больше 13 лет.

– Кузбасская публика, она какая? Она особенная для вас?

– Да. Безусловно. Я чувствую этот зал, и я чувствую, как за последние 15 лет он меняется. Раньше здесь работали такие большие мастера, как Виктор Барсов и Дмитрий Лисс. Они воспитывали разные поколения слушателей. С моим приходом я продолжаю их миссию. Каждый дирижер по-своему видит партитуру, выбирает репертуар. В нашей работе нет понятия хуже или лучше – каждый по-своему служит музыке и публике. Валерия Гергиева, например, кемеровская публика поразила своим вниманием. Когда в зале царят тишина или трепет – это все очень важно во время выступления.

Я горжусь нашей публикой – на сцене я чувствую то тепло, то особое отношение, возникающее между оркестром и залом. Не могу сказать, что филармония стала для меня семьей. Но, когда вхожу в большой зал, чувствую себя как дома. Это не материальный дом, а духовный и даже душевный. С каждым годом все больше и больше растет наша ответственность. Когда ставишь перед собой высокие задачи, то появляется стимул идти еще дальше. Я думаю, в этом счастье и в то же время сложность жизни дирижера. Каждый год должен быть лучше, чем предыдущий. И чем дальше, тем это сложнее дается, но мы все равно стараемся.