Искусственный интеллект массово пишет сочинения за школьников. Машинный перевод вытесняет людей-переводчиков. Журналисты профанируют работу с помощью нейросетей, а сами вот-вот станут и вовсе не нужны. В элитных школах Европы запрещают использовать ИИ, но технологическая держава номер один — уже Китай. Что из этого — реальность настоящего и ближайшего будущего, а что — лишь когнитивное искажение и модные игрушки, которые не пройдут проверку временем?

О том, как ИИ меняет образование, языки и коммуникацию, мы поговорили с кандидатом филологических наук, доцентом института иностранных языков Северо‑Восточного нефтяного университета в Дацине Станиславом Оленёвым.​

Нейросеть как соблазн лёгкого пути

С приходом нейросетей и больших языковых моделей студенты и школьники в первую очередь увидели в них способ упростить себе жизнь до предела.​

«В плане написания научных работ сейчас это скорее проблема. Многие студенты пытаются найти лёгкий путь: не писать работу, а сделать всё с помощью нейросети. В итоге это всем создаёт проблемы. И студентам, и преподавателям, которые 25 раз вынуждены читать эти непонятные тексты», — рассказывает Станислав Оленёв.​

Отдельная боль — школьные сочинения.

«Моя знакомая репетитор по русскому языку готовит ребят к ЕГЭ и ОГЭ. Она даёт домашнее задание, а дети присылают сгенерированный текст. Она им прямо говорит: „Не надо мне такое писать. Да, вы мне платите деньги — это прекрасно. Но задача, чтобы вы научились излагать свои мысли и хорошо сдали экзамен. На экзамене телефон взять нельзя, чтобы нейросеть сгенерировала сочинение, а вы его переписали“», — приводит пример он.​

По мнению лингвиста, к нейросетям нужно сразу добавлять честное предупреждение: это инструмент, а не волшебная палочка.

«Иногда этим можно пользоваться, экономить время. Но мышление само по себе в голове не разовьётся, если всё скидывать на нейросеть», — подчёркивает лингвист.​

Элитные школы против ИИ

Сравнение нейросетей с калькулятором всплывает в разговоре не случайно. Когда‑то школьникам запрещали пользоваться калькуляторами, а потом признали, что ручной пересчёт трёхзначных чисел — не главный навык в жизни.​

«Я думаю, что мы сейчас как раз переходим через стадию адаптации. Понятно, что ИИ неизбежно станет частью образовательного процесса, это 100%», — говорит Оленёв.​

В элитных французских школах телефоны и ИИ жёстко ограничивают ради классического образования. Лингвист считает такое вполне возможным.

«Объективно, если человек делает что‑то сам своей головой, у него мозг развивается. Если не делает — не развивается. Если телефон используется только как штука, на которой можно поиграть, ничему научиться не получится», — отмечает он.​

«Не бывает, чтобы зелёная сова выучила за вас язык»

Отношение Станислава Оленёва к цифровым образовательным сервисам — спокойное и ироничное. Он признаёт: приложения могут быть полезны, но только как тренажёр.​

«Обычно это вспомогательное средство, дополнительный тренажёр, чтобы что‑то потренировать. Но так, чтобы взять с нуля и выучить язык — это всё‑таки красивые сказки. Не бывает, чтобы зелёная сова тебя унижала, и ты в итоге выучил язык», — улыбается лингвист.​

Гораздо эффективнее, по его словам, короткое погружение в живую языковую среду: «Полезнее на недельку куда‑то съездить, чем два года решать задания в приложении», — считает он.​

Сам Станислав Оленёв живёт и преподаёт русский язык в Китае уже три года и честно оценивает свои успехи в китайском.

«Понимать стал лучше, говорить — не очень. Понимаю, что мне говорит собеседник, иногда на улице, если кто‑то что‑то спрашивает. Но этим надо больше заниматься — просто жить с включённой головой, а не только с включённым телефоном», — говорит он.​

При этом бытовые «смолтоки» по‑китайски уже стали частью его жизни: «На пробежке меня постоянно спрашивают: „Тебе не холодно?“ — особенно тётушки за шестьдесят. По‑китайски это звучит: „Булан ма?“. Я отвечаю: „Булан, булан“ — не холодно, не холодно», — рассказывает преподаватель.​

Цифровая среда Китая: суперприложения и нейросети в повседневности

Наблюдая за Китаем изнутри, Оленёв видит, как глубоко цифровые сервисы и нейросети встроены в жизнь молодых людей.​

«То, к чему сейчас идёт Россия с интеграцией сервисов в VK или Max, Китай прошёл несколько лет назад. Здесь есть суперприложения вроде WeChat и Alipay. В них практически все сервисы для жизни: заплатить коммуналку, купить билеты на транспорт и концерты, заказать еду, купить всё что угодно — в том числе подержанные вещи, как на нашем „Авито“», — поясняет он.​

Преподаватель отмечает, что уровень интернет‑торговли и разнообразие площадок в Китае выше: «У нас можно пересчитать основные площадки по пальцам. Здесь — огромное количество приложений, часто с узкой специализацией: одежду покупают в одном месте, еду в другом, технику в третьем. Молодёжь вообще невозможно представить без смартфонов. Честно говоря, и мне без всех этих сервисов жизнь тут казалась бы намного сложнее», — признаётся Оленёв.​

По его словам, сами студенты чаще всего пользуются ChatGPT и китайским DeepSeek. При этом политически чувствительные темы — и в России, и в Китае — для нейросетей остаются «скользкими».

«У русскоязычных нейросетей свои ограничения, у китайских — точно такие же. Есть темы, которые не рекомендуется обсуждать даже в соцсетях. Но при этом в комментариях китайских соцсетей я вижу довольно живую дискуссию: люди критикуют, спорят. Соцсети не выглядят абсолютно зачищенными», — говорит лингвист.​

Как выглядит текст, написанный нейросетью

Станислав говорит, что пока преподаватели в силах отличить текст студента от текста нейросети. Первая характерная черта — идеально гладкая форма при странностях в содержании.​

«Студент, будучи человеком в стадии обучения, ещё не пишет причёсанные тексты без орфографических ошибок. Нейросетевые тексты производят впечатление идеальных. Сначала открываешь — всё просто отлично. Потом начинаешь присматриваться и видишь странности», — говорит он.​

Один из ярких случаев — курсовая с полностью вымышленным списком литературы: «Это классическое „галлюцинирование“. Список сначала смотрится нормально: фамилии, названия, журналы. Но потом понимаешь: ни одного реально существующего журнала нет. Все фамилии — простого типа: Сергеев, Иванов, Петров, Михайлов, Степанов. Видимо, нейросети не хватило фантазии придумать более сложные фамилии. Названия работ — предельно абстрактные: „Современные знания науки о языке“, „Успехи науки“», — вспоминает Оленёв.​

Он отмечает и повторяющиеся речевые шаблоны: «В одной работе было 28 цитат, и все вводились одинаково: „такой‑то отмечает…“. Когда живой человек пишет, он обычно варьирует формулировки. Нейросеть пользуется одним клише», — объясняет он.​

К этому добавляются мелкие языковые «глюки» — например, внезапные украинские или английские слова в русскоязычном тексте. При этом преподаватель признаётся, что часть хорошо сгенерированных текстов может пройти и его личный фильтр: «Думаю, успешные „пробросы“ были. Если всё сделано очень аккуратно, я могу и не догадаться. Но если делать тяп‑ляп, почти всегда видно». 

При этом преподаватель признаёт: сервисы детекции ИИ‑текста далеки от безошибочности и могут «подозревать» даже авторские статьи. Но важен общий тренд: «Стало сложнее делать вид, что ты сам написал работу, когда за тебя писал ИИ. А у тех, кто пишет сам, обычно проблем нет. Там есть и ошибки, и личный стиль, и это самый надёжный признак человеческого текста», — говорит лингвист.​

Как пользоваться нейросетями «по‑взрослому»

Несмотря на критику, Оленёв не предлагает «отрубить» студентам доступ к нейросетям. Он настаивает: с ними нужно учиться работать осознанно.​

«Отказываться от нейросетей смысла нет. Они уже вошли в повседневную практику и будут входить дальше. Другое дело, что студентов надо учить пользоваться ими разумно», — говорит он.​

По его мнению, ИИ имеет смысл подключать там, где речь идёт о рутине: «Можно отдавать нейросетям обработку материала. Например, разделить тысячу слов на группы по признакам. Нейросеть сделает это быстрее. Но как только дело доходит до интерпретации, это должен делать человек. Нейросеть может предложить свою интерпретацию, но она не всегда совпадает с задачами исследователя и иногда просто фантазирует», — подчёркивает он.​

Запреты на ИИ он сравнивает с запретом компьютеров ради «чистоты правописания»: «Это всё равно что заставлять писать научные работы от руки, мотивируя тем, что компьютер исправляет грамматические ошибки. Бессмысленная борьба», — считает Оленёв.​

В китайских вузах тема нейросетей уже вышла на уровень официальных программ.​ Есть специализированные лекции, иногда целые курсы, посвящённые ИИ. Для преподавателей проводят курсы повышения квалификации, на которых рассказывают, как интегрировать нейросети в учебный процесс.

Лингвист напоминает, что ИИ давно «под капотом» у множества массовых сервисов: «Счётчик калорий по фото, приложения, которые делят трек на дорожки, инструменты для работы с изображениями и видео — всё это нейросети. Часто мы пользуемся такими вещами и не догадываемся, что за ними стоит ИИ», — говорит Оленёв.​

Преподаватель уверен: нейросеть в руках мотивированного студента — усилитель, в руках немотивированного — ещё один способ ничего не делать.​

Переводчики, культурные нюансы и «важные речи»

Станислав Оленёв работает с китайскими студентами‑русистами и немного знает рынок переводчиков.​

«Как только появился DeepSeek, через две недели он был у всех студентов в телефоне. Но до сих пор есть постоянный спрос на живых переводчиков — тех, кто переводит беседу, и на переводчиков документов», — говорит он.​

Он регулярно редактирует машинные переводы: «Коллеги переводят с китайского на русский с помощью программ, потом дают мне „немножко подредактировать“. И это почти никогда не „немножко“: даже в уже обработанном тексте приходится очень много править», — признаётся Оленёв.​

Особенно сложно с китайско‑русским направлением: «Google, Apple, Яндекс‑переводчики далеко не всегда справляются. Иногда перевод настолько неверен, что приходится максимально упрощать фразу, чтобы система поняла. В разговорном режиме китаец говорит в микрофон, приложение переводит, а я вижу, что это вообще не про то, о чём мы должны говорить. Не распознан тон, срабатывает омонимия, которой в китайском много — и всё, перевод разваливается. Человек бы это сделал без ошибки», — объясняет лингвист.

Что останется человеку

Станислав Оленёв видит будущее образования не как борьбу «человек против нейросети», а как вопрос качества союза «человек плюс инструмент».​ Нейросети уже стали частью образовательной среды — как когда‑то калькулятор. Но, по его словам, главный вопрос в другом: «Останется ли у людей привычка думать, писать и говорить своими словами — зависит не от алгоритмов, а от культуры обучения. Важно, чему мы учим детей: пользоваться инструментами или всё‑таки пользоваться своей головой», — подчеркивает лингвист.

С этим сложно поспорить. Возможность поручить свою работу машине чересчур соблазнительна, чтобы люди просто так от неё отмахнулись. Нам ли, журналистам, не знать — ведь, хоть со Станиславом Оленёвым и поговорил живой корреспондент, весь этот текст написан искусственным интеллектом, кроме заголовка, четырёх первых и четырёх последних предложений. Отчасти это ещё одно предупреждение для всех нас.

Иллюстрации и текст сгенерированы нейросетями по запросу A42.RU на основе аудиозаписи интервью.