Сердце Кемерова пульсирует. На площади Советов собрались тысячи людей, которых так или иначе затронула трагедия, произошедшая в «Зимней вишне». Кемеровчане хотят одного – узнать правду о случившемся. На месте работал корреспондент «Газеты Кемерова».
Закрытая площадь
Площадь Советов огорожена. По периметру, словно шахматные фигурки, расставлены хмурые полицейские. По их лицам видно, что последние ночи они практически не спали. Люди стоят вдоль ограждений, на пешеходном переходе, рядом с администрацией города, на площади Пушкина. Среди толпы символично вырастает ангел — скульптура, которую здесь поставили полтора года назад. По задумке художника она должна была стать символом того, что Кузбасс находится под защитой небесных сил добра. Прошедшие два дня красноречиво говорят об обратном.
Люди растеряны. Они не знают, что делать. Большинство из них увидели сообщение о сборах в социальных сетях — и пришли сюда. Никто пока не ругается и не лезет на мэра с кулаками — это случится лишь через несколько минут. Все говорят вполголоса, будто бы берегут связки для будущего крика.
Илья Середюк выходит к народу. Один. Без полицейских. Его тут же берут в плотное кольцо. Мэр пытается начать говорить, но его перебивают вопросами, оскорблениями и фамильярными выкриками. Задние ряды беснуются, не понимая, что происходит в центре. Середюка не слышно.
— Давайте пройдём в музыкальный театр, там всё подготовлено… — начинает говорить глава города.
— Не нужен нам твой музыкальный театр! Мы хотим стоять тут и хотим, чтобы нам отвечали тут! Это площадь Советов, а не площадь запретов! — кричат ему из толпы.
— Вы хотите нас там закрыть и поджечь? Видели мы, что происходит с большим количеством людей в закрытых помещениях! — срывается на визг какая-то женщина.
— Ситуацию можно решить только в диалоге. Если у кого-то есть люди, которые пропали без вести, заявите о них. Центр работает в круглосуточном режиме, — пытается сохранить спокойный тон Середюк. Его снова не слушают.
«Кто хочет поехать в морг?»
Через толпу, активно работая локтями, пробирается парень в синей куртке. У него татуировка на шее, выбритая борода и измученный вид. Вроде как, зовут его Игорь. У Игоря много вопросов, он на пару минут становится голосом собравшихся тут людей. И он тоже хочет услышать правду.
Игорь предлагает собрать инициативную группу граждан и отправиться в морг, чтобы убедиться в количестве погибших лично. Внезапно глава соглашается. Гул стихает, а на вопрос о том, кто хочет поехать в морг, чтобы смотреть на сгоревшие тела, стоит гробовая тишина. Спустя несколько бесконечных секунд десятки рук взмывают вверх.
Примерно в это же время к Середюку с полицейскими подходят два замгубернатора — Чернов и Цивилёв. Полиция перехватывает мужчину, который рвётся к чиновникам, размахивая кулаками: его просят успокоиться. Люди опять толкаются и кричат, не стесняясь в выражениях. Они ждут ответов, но не хотят слушать то, что уже и так известно из новостей.
Я оказываюсь рядом с полицейским, нас жмут со всех сторон. Он стискивает зубы. Как-то сам собой вырывается вопрос:
— А вы как относитесь к происходящему?
Кажется, человек в форме удивлён вопросу не меньше моего. И, кажется, от удивления и неожиданности он отвечает слишком честно.
— Я поддерживаю людей. По поводу «Зимней вишни» даже говорить не хочу. Но ничего не могу сделать, сейчас я на работе, — больше он не проронит не слова.
«Мои дети сгорели заживо»
Под напором ограждения сняли. Людей пустили на площадь. Под свист и улюлюканье два заместителя губернатора идут на крыльцо областной администрации, чтобы уже там попытаться наладить диалог. Глава города идёт следом, наконец-то вокруг него почти никого не осталось. Через мгновение площадь становится невозможно тесной, некоторые даже пытаются залезть на растущие там ели, чтобы видеть, что происходит вокруг.
Вынесли хрипящий рупор, который позже сменили на микрофон и колонку. Владимир Чернов пытается говорить, толпа в ответ скандирует всего два слова «правду» и «в отставку». Так продолжается до тех пор, пока рупор не дают женщине, которая оказалась мамой погибших на пожаре детей.
— Мне звонил человек, представился сотрудником органов. Спросил, давала ли я подписку о неразглашении. Я сказала, что не давала и не дам, что буду кричать везде и всем, сколько детей погибло. Я не буду молчать. Потому что мои дети, пять невинных душ, сгорели заживо. Их заперли там и не открывали двери, хотя их могли спасти!
Площадь замолкает в ожидании, но вопрос вязко повисает в воздухе. Собравшиеся освистывают чиновников, те лишь просят их успокоиться. За ёлками невидимыми тенями вырастает ОМОН. Мужики рядом злятся, их не устраивают разговоры, им хочется физической расправы — как это было с их детьми. Дальше разговоров дело не идёт, на провокаторов мало обращают внимание.
На мои вопросы о том, сколько сотрудников правоохранительных органов работает на площади советов и какие указания у ОМОНа, полицейские затрудняются ответить. Также они не могут сказать, чем вооружены ОМОНовцы, имеются ли у них звуковые или световые гранаты, травматическое оружие или дубинки. Хотя есть информация, что им запрещено применять силу к собравшимся, только в крайнем случае. Однако это никто не подтвердил.
Противозаконная поездка
Слово дают Игорю Вострикову. Он потерял в пожаре жену, сестру и троих детей. Игорь, сдерживая слёзы, рассказывал, что ему звонила супруга, говорила, что их заперли в кинотеатре, умоляла спасти. Но мужчина ничего не смог сделать.
— Мы точно знаем, что жертв больше, аншлаг потому что. Вы видели, как пожар тушили? Они не тушили. Похоже на то, что 600 человек тушили? Почему не было вертолётной техники? Хотя писали, говорили. Довели вы, вы лечите нас этим всем. У нас нет вертолётов, всего пара машин. Это всё из-за халатности и коррупции. Я могу поверить только своим глазам: у меня погибли дети семи, пяти и двух лет. Я хочу правды!
Ему хлопают, а самоизбранный лидер митинга снова предлагает поехать в морг. Из толпы выбирают шесть случайных людей. Журналистов с собой не берут — фотографировать и снимать тела погибших неэтично. Мэр подчёркивает, что такие действия противозаконны, но в порядке исключения он постарается договориться с главврачом, чтобы их пустили. Через двадцать минут ожидания и нервов микроавтобус с главой города и инициативной группой уезжает в сторону Волгоградской.
У Антона К. в больнице лежат друзья, у которых сгорели дети. Пока они чувствуют себя неважно, потому не смогли быть здесь. Но Антон смог.
— Я пришёл сюда, чтобы почтить память погибших и поддержать их родственников. Власти должны за это ответить. Вина лежит, прежде всего, на той коррупционной вертикали, которая сложилась за последние двадцать лет. Потому региональные и муниципальные власти должны подать в отставку.
Константин П. рассказывает, что до сих пор не может отойти от произошедшего, но нашёл в себе силы, чтобы прийти сюда.
— Я до некоторых родственников не могу дозвониться. Не знаю, что с ними. Это безобразие, как такое можно было допустить вообще? А если моих детей убивать начнут? Я не могу стоять просто в стороне и смотреть. Почему власть относится к людям таким образом? Нам постоянно показывают учения, на которых всё работает как часы, но когда дело коснулось реальной ситуации, то почему получилось именно так? Мне никто не ответит.
Но не все согласны с общим мнением. Нашлась женщина, которая вступилась за чиновников. Она уверена, что их отставка не поможет поиску виновных в трагедии. На неодобрительные возгласы она заявила, что у неё погибли муж и сын, но она хочет узнать правду.
«Была информация, что трупы повезли на хладокомбинат»
Тем временем Илья Середюк вернулся с группой кемеровчан из морга. Они подтвердили, что там действительно было меньше 64 мешков для трупов, поэтому цифры о 150, 200 или 400 погибших всего лишь вброс.
— Мне самому хоронить друзей. Мы поехали в морг, при нас родственникам выдавали людей, в списках 64 человека, пропавших без вести — уточняется. Мы поехали дальше — была информация, что трупы повезли на хладокомбинат, как бы ужасно это ни звучало. Мы, несмотря на всё, поехали на хладокомбинат. Той самой ответственной группой, которая утром была выбрана. Мы поехали на хладокомбинат — ничего, кроме пищевых продуктов, там не было. Более того, мы посмотрели все фуры, машины — не дали выехать ни одной машине. Если пропали сто трупов, то где те люди, которые их ищут. Я не хочу верить в то, что их было там больше, — говорит Андрей Васильченко, который ездил вместе с группой.
Недалеко стоит женщина в синей шапке и снимает происходящее на телефон. Осторожно спрашиваю, почему она здесь и коснулась ли её трагедия. Она отвечает, что не хочет об этом говорить. После сухо добавляет: «Да, коснулась». Делает паузу. «У меня там подруга и у неё дочь…». Женщина не может закончить предложение: по лицу текут слёзы. «Извините», — сквозь всхлипы шепчет она, а после разворачивается и бежит с площади Советов. Цокот её каблуков громче шума толпы.
Сегодня сердце Кемерова горит сильнее «Зимней Вишни». Митинг всё ещё продолжается.
